На полях
Читая Пруста, приходит в голову – как всё же приятно, что не живу я в конце девятнадцатого века...
Ещё мужиком тогда родиться – ну, туды-сюды, а у тётки и выбора-то почти не было.
Нет, наверно, я преувеличиваю – всё же уже можно было получить образование. И даже особенно выдающиеся женщины, наверно, могли в университетах преподавать.
Вскользь Пруст, конечно, говорит, что появились отдельные женщины, которые начали писать книги, чтоб как-то в жизни участвовать и пользу какую-никакую приносить.
Но только представить себе – эти салоны, приёмы, визиты, премьеры, шляпки, кольца, пеньюары – духотища – бррррррр. Небось, чтоб из этого выскочить, усилий надо было немало приложить. Да и мужики в немалом числе шлялись по салонам, разгуливали с дамами под ручку по Булонскому лесу - небсоь, со скоростью престарелых черепах.
...
А двадцатый век – что-то вроде ренессанса – и во внутреннем освобождении, и в литературе, и в искусстве – абсолютная вершина...
Ещё мужиком тогда родиться – ну, туды-сюды, а у тётки и выбора-то почти не было.
Нет, наверно, я преувеличиваю – всё же уже можно было получить образование. И даже особенно выдающиеся женщины, наверно, могли в университетах преподавать.
Вскользь Пруст, конечно, говорит, что появились отдельные женщины, которые начали писать книги, чтоб как-то в жизни участвовать и пользу какую-никакую приносить.
Но только представить себе – эти салоны, приёмы, визиты, премьеры, шляпки, кольца, пеньюары – духотища – бррррррр. Небось, чтоб из этого выскочить, усилий надо было немало приложить. Да и мужики в немалом числе шлялись по салонам, разгуливали с дамами под ручку по Булонскому лесу - небсоь, со скоростью престарелых черепах.
...
А двадцатый век – что-то вроде ренессанса – и во внутреннем освобождении, и в литературе, и в искусстве – абсолютная вершина...