тирлим-бум-бум

[mbla]

Меня недавно заинтересовало по разным, косвенно связанным с литературой причинам, что пишет Дмитрий Кузьмин - человек, ведающий издательством НЛО, в котором выходят бесплатно (не за счёт авторов и не за счёт полученных авторами грантов, что нынче почти неслыханно) поэтические сборники людей, живущих вне России.

Надо сказать, что выходили в НЛО стихи самые разные - от, с моей точки зрения, практически графоманских до превосходных - неизбирательно.

Судя по тому, что о Кузьмине пишут, он - активный участник современной русской литературной жизни.

Первое, на что я наткнулась в сети, это его переводы из Чарльза Резникофф.

В собственном кузьминском предисловии прочитала о Резникофф "Есть такой тип писательской судьбы: теневой классик.". Потом в том же предисловии "русской поэзии пригодился бы его опыт — опыт принципиальной антидекларативности, пафос свидетеля, всего лишь расставляющего мелкие и в то же время решающие дело акценты. Опыт исследования того минимального вмешательства в обыденную речь, которое вдруг заставляет ее обернуться Искусством."

Прочитала сами стихи. К примеру:

Мы не слышали шагов в прихожей.
Она появилась
внезапно, как радуга.

И много других произведений, написанных в столбик.

Поискала стихи самого Кузьмина.

Вот к примеру:

Пришел на дискотеку
слишком рано
(дома не объяснишь ухода
заполночь)
все пять мест свободны
у стойки
можно расположившись на
крайнем
спиной к стене, положить ногу
на второй табурет
десять минут двадцать
никого
только бармен в черном
проносит
с крупной надписью Fragile
коробку
между затяжками зеваешь
прикрывая рот
узкой ладонью с торчащей
сигаретой
музыка играет
никого
и ты вдруг срываешься
в освещенный
красной лампой сортир
к зеркалу
вспомнив что надо
замазать
из купленной со стипендии
баночки
едва заметное пятнышко
на подбородке...

Заинтересовал меня целый ряд вопросов:

1. Когда и почему неструктурированная банальность стала считаться искусством.

2. В какой мере в существовании в современной литературе банальности именно этого рода проявляется некая несвойственная литературе прошлых времён демократичность

3. Давно интересовавший меня в связи с живописью вопрос: тождественность понятия "искусства" называнию чего-то искусством. В применении к поэзии речь идёт об отчуждении от простой функциональности. Вот скажем, разговор за ужином не является искусством до тех пор, пока не отчуждён, не записан. А если ставим диктофон, а потом с него переводим на комп и наконец печатаем в литературном журнале, то получается не разговор, а стихотворение.

4. Сыграла ли роль в приходе в Россию этой формы поэтического творчества глухота к английскому языку. Если почитать по-английски произведения Charles Reznikoff, то они, хоть и очень примитивны, всё же не лишены структуры и звучания - каких-то аллитераций, звуковых и ритмических перекличек.

Вот например:

I saw within the shadows of the yard the shed
and saw the snow upon its roof—
an oblong glowing in the moonlit night.

I could not rest or close my eyes,
although I knew that I must rise
early next morning and begin my work again,
and begin my work again.

That day was lost—that month as well;
and year and year for all that I can tell.

И наконец последний вопрос: а кто читатель неструктурированной банальности? В принципе, вполне понятно, что на сегодняшний день читателей меньше, чем писателей - это естественное следствие предельной демократизации искусства и отсутствия иерархичности - каждый может сам себя обеспечить культурной продукцией. Но всё же - есть ли у этой продукции какой-то читатель, не связанный непосредственно с литературным процессом, или мы имеем дело с неким литературным рынком, существующим исключительно внутри себя.

Comments

[lena-shagina.livejournal.com]

Да вовсе не всегда "нужно было учиться понимать" язык искусства. Шекспир собирал вполне необразованную, "демократичную" аудиторию, да и пропагандистская машина католической церкви совсем не была рассчитана на предварительное обучение -- все эти произведения искусства обладали силой непосредственного воздействия. Помолчу о музыке, в которой я существенно меньше понимаю (что, кстати, не мешает сильному непосредственному восприятию, в смысле эмоциональной реакции, вполне классической музыки).

Это, скорее, с тех пор, как чуть ли не признаком "настоящего" искусства стала "сложность" и "недоступность" широким массам вообще и пти-буржуа в особенности, ниша "понятного" окончательно освободилась для лабуды.

[bgmt.livejournal.com]

Мне кажется, что Шекспир использовал ту же технику, что Лодж: многослойность (Лодж очень широко известен, и часто считается юмористическим писателем). Никакой речи о понимании философского послания Шекспира этой аудиторией всё же вроде не было. Значит, уже следующий слой не был демократичен.

Пропагандистская машина католической церкви была, конечно, рассчитана на предварительное обучение. Только она обеспечивала ещё и это предварительное обучение. (Я очень хорошо это вижу, потому что не обучен, и когда я у Эко читаю описание восприятия "наивным" человеком изображений в храме, я поражаюсь - я-то не умею так видеть). Язык религиозных изображений просто был всем известен.

Так что произошло "с тех пор как" несколько другое: отделился тот слой, который и так был, утратилось требование универсальной применимости произведения для восприятия почти кем угодно (хотя не китайцем всё же). Ниша для лабуды, получается, освободилась тогда - т.е. в нерассматриваемой Вами музыке в баховское время, в литературе гораздо раньше, потому что она никогда и не была рассчитана на всеобщее восприятие, если не была театром, в живописи - пусть лучше знающие люди скажут, но всё равно давно.

А лабуда появилась не давно, а очень поздно. Вот механизм появления лабуды, которая, стало быть, вовсе не автоматически заполняет пустоту (которая не была пустотой, впрочем, а была заполнена Петрушкой, лубком, народными песнями...), и интересен.

Механизм, впрочем, отчасти проиллюстрирован вот этой детской книжкой: http://users.livejournal.com/roxana_/315767.html.

[lena-shagina.livejournal.com]

Я, честно говоря, не знаю, как настоящее произведение искусства может не быть немногослойно (а иначе его зовут иначе). Факт состоит в том, что и у Шекспира, и у Микеланджело, да и у всех сохранившихся в истории создателей произведений искусств прошлого присутствует "слой" непростредственного эмоционального воздействия, опирающегося не на "обучение языку искусства", а на, условно говоря, "просто человечность" воспринимающего. Восприятие зависит от опыта и образвания, но это не требует специально "обучения языку искусства". Это совершенно не тот случай, как с "contemporary art" (во главе с Малевичем), которое как раз (заявляет, что) требует специального обучения, прочтения сопутствующих манифестов и т.д. и т.п.

[mbla.livejournal.com]

Согласна!

[mbla.livejournal.com]

Ты знаешь, мы слово "простота" употребляем в двух смыслах - доступность пониманию, и тут я с тобой согласна - собор воздействует абсолютно непосредственно, как и, не знаю, скажем Ботичелли. А папа рассказывал, как на его глазах молодой человек - рабочий на фабрике, на которой он после моего отъезда и ухода с инженерной работы, налаживал станки, разрыдался от первого концерта Шопена - он услышал классическую музыку впервые.

Но ни соборы, ни Шекспир, ни концерт Шопена не просты для создателя. А сейчас искусством называются в частности произведения, для создания которых не требуется ничего - ни ума, ни таланта, на знаний, ни времени, совсем ничего. И я тут согласна с нора-неко.

[lena-shagina.livejournal.com]

Я не очень понимаю, о чем ты говоришь, и, соответственно, какая разница, кто что "называет искусством" (за исключением мира дилеров и инвесторов, в котором "искусством" называется то, что в данный момент считается хорошей инвестицей, а значит -- приносит больше денег автору; возможность -- довольно таки временного -- включения полной лабуды в этот круг, обеспечена, к сожалению, рядом замечательных художников, начиная с импрессионистов, история которых дала хорошую возможность дилерам дурить богатых "коллекторов").

[mbla.livejournal.com]

Ну да, конечно. Вопрос только в том, не горят ли рукописи, сохраняется ли реально, или есть в искусстве люди, которые полностью вышли из обращения, потому что от них ничего не осталось - при жизни их никто не знал, а после смерти никто не открыл.