mbla | (no subject)

Ёлка через окно беседует с тополем. Наглая такая чуть подвявшая красотка в побрякушках.

И огоньки гирлянды в тёмном двойном стекле превращаются в кошачьи глаза, каждая лампочка двоится – глаза красные, как угольки костра, глаза синие. Так и подмигивают тополю – холодающему под ветром на тёмной мокрой улице.

Тут и вспомнить сказку про то, как ослик поросёнку завидовал, когда поросёнка хвалили, ласкали, кормили, а ослик-бедолага таскал тележки, жил в холодном сарайчике, и казался совсем ненужным. Только вот в Рождество из поросёнка сделали ветчину...

Вот и ёлка тоже через месяц отправится на помойку, как это ни обидно – не будешь же круглый год жить с рождественской ёлкой.

Так что нечего тополю за стеклом укоризненно взмахивать ветками.

Так тепло, что я открыла окно, и игрушки покачиваются и побрякивают – в окне решётка, чтоб Гришка не выпрыгнула – так что наших игрушек сороке – тополиной жительнице не видать, как своих несуществующих ушей. Ну и ладно. Сорочата ещё не народились. А взрослой сороке нечего в мои игрушки играть, пусть у кого-нибудь другого ворует серебряные ложечки.

...

Хилые вишни под окном всё цветут хлипкими белыми цветочками. Дрожит продрогшая к ночи трава. Катя поводит носом на ветру. И я гляжу вверх с газона в собственное жёлтое окно – книжные полки в одном углу, ёлочные лапы с бегающими огоньками в другом. А за спиной у меня тополь – упорный свидетель жизни – 21 год на него оглядываюсь – не жук начхал.