![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Игорь Голомшток. «Воспоминания старого пессимиста»
Я его не могу сказать, что я знакома с Игорем Голомштоком, но встречала его неоднократно у Синявских. Он из их очень близкого окружения. Марьин друг с университетских времён.
За столом он не слишком многословный, по марьиным словам обожает спорить: «о чём спор, я против», – входя в комнату.
По впечатлению человек довольно замкнутый.
Книгу его я сначала я читала с большим трудом – классическая биография – родился, женился, – да и написана она тяжёлым слогом.
Потом стало интересно – «Ба! Знакомые всё лица!». Да и как–то оказалось, что середина – про московскую жизнь шестидесятых – написана куда живей, чем начало.
Последнюю часть – про ту парижскую–лондонскую жизнь, когда я уже здесь была, я читала со смешанным чувством – с удовольствием про английские университеты, с некоторым раздражением про «Свободу» и про «Бибиси» (он с большим апломбом говорит вещи по крайней мере спорные) и с ощущением постоянных неточностей, когда он говорит о том, чему я тоже свидетелем была.
Довольно странно утверждать с уверенностью, что Бибиси в России слушали больше, чем Свободу из–за лучшего качества их передач, позабыв о том, что Свободу глушили сильней прочих вражьих голосов, – в Москве и в Ленинграде, по крайней мере, а думаю, что и в других больших городах, только через треск слабенько доходило иногда «говорит радиостанция Свобода», а потом сплошное ууууууууууууууу – славные голоса глушилок.
Многие истории из парижской жизни начала девяностых он, по-моему, безбожно перевирает. Но, конечно, всегда приходится учитывать, что каждому человеку кажется, что именно его воспоминания точны...
И, конечно, у Голомштока множество завиральных идей, иногда – по типу – и смех, и грех. Например упрямый (Марья всегда считала, что по упрямству Голомштоку нет равных) Голомшток предполагает, что Галича убило КГБ – свидетельства людей, которые тут были, знали отлично, что и как случилось, ему не указ – Голомштоку «знающие» люди объяснили, что чрезвычайно просто, повозившись немного в электрической коробке на лестничной площадке, на несколько часов увеличить напряжение по всему дому.
Глаза у читателя лезут на лоб – отличный способ убийства, – главное, видимо, было Галича убедить, что в эти несколько часов загадочного увеличения напряжения нужно обязательно потыкать новой антенной в несоответствующую ей дырку в телевизоре – но не волнуют Голомштока детали – зачем мелочиться–то…
В конце книги Голомшток непринуждённо сообщает, что он знает двух человек, которые после инфаркта бросили курить, и быстро умерли от рака лёгких, а он, Голомшток, не бросил, и до сих пор жив, так что бросать курить очень неполезно, – ему говорили.
Надо сказать, что в таких очаровательных пассажах тот Голомшток, которого я много раз видела за столом, отлично узнаётся, – читаешь и фыркаешь себе под нос.
А прочесть эту книжку очень даже стоит, – это одно из не таких уж многочисленных свидетельств жизни, такой недавней и такой прошедшей.
За столом он не слишком многословный, по марьиным словам обожает спорить: «о чём спор, я против», – входя в комнату.
По впечатлению человек довольно замкнутый.
Книгу его я сначала я читала с большим трудом – классическая биография – родился, женился, – да и написана она тяжёлым слогом.
Потом стало интересно – «Ба! Знакомые всё лица!». Да и как–то оказалось, что середина – про московскую жизнь шестидесятых – написана куда живей, чем начало.
Последнюю часть – про ту парижскую–лондонскую жизнь, когда я уже здесь была, я читала со смешанным чувством – с удовольствием про английские университеты, с некоторым раздражением про «Свободу» и про «Бибиси» (он с большим апломбом говорит вещи по крайней мере спорные) и с ощущением постоянных неточностей, когда он говорит о том, чему я тоже свидетелем была.
Довольно странно утверждать с уверенностью, что Бибиси в России слушали больше, чем Свободу из–за лучшего качества их передач, позабыв о том, что Свободу глушили сильней прочих вражьих голосов, – в Москве и в Ленинграде, по крайней мере, а думаю, что и в других больших городах, только через треск слабенько доходило иногда «говорит радиостанция Свобода», а потом сплошное ууууууууууууууу – славные голоса глушилок.
Многие истории из парижской жизни начала девяностых он, по-моему, безбожно перевирает. Но, конечно, всегда приходится учитывать, что каждому человеку кажется, что именно его воспоминания точны...
И, конечно, у Голомштока множество завиральных идей, иногда – по типу – и смех, и грех. Например упрямый (Марья всегда считала, что по упрямству Голомштоку нет равных) Голомшток предполагает, что Галича убило КГБ – свидетельства людей, которые тут были, знали отлично, что и как случилось, ему не указ – Голомштоку «знающие» люди объяснили, что чрезвычайно просто, повозившись немного в электрической коробке на лестничной площадке, на несколько часов увеличить напряжение по всему дому.
Глаза у читателя лезут на лоб – отличный способ убийства, – главное, видимо, было Галича убедить, что в эти несколько часов загадочного увеличения напряжения нужно обязательно потыкать новой антенной в несоответствующую ей дырку в телевизоре – но не волнуют Голомштока детали – зачем мелочиться–то…
В конце книги Голомшток непринуждённо сообщает, что он знает двух человек, которые после инфаркта бросили курить, и быстро умерли от рака лёгких, а он, Голомшток, не бросил, и до сих пор жив, так что бросать курить очень неполезно, – ему говорили.
Надо сказать, что в таких очаровательных пассажах тот Голомшток, которого я много раз видела за столом, отлично узнаётся, – читаешь и фыркаешь себе под нос.
А прочесть эту книжку очень даже стоит, – это одно из не таких уж многочисленных свидетельств жизни, такой недавней и такой прошедшей.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
А мне нравилось слушать Надежду Яковлевну голосом Наташи Рубинштейн:)
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
б) почему-то в ФБ появился этот твой коммент в качестве отдельного поста.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject