![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
(no subject)
Мама часто плакала в филармонии, а на Шестой Чайковского всегда.
Пару дней назад я подумала, что я её от начала до конца очень давно не слышала. Куски-то часто по классической станции передают…
Сначала нашёлся ютюб с Гергиевым. И с оркестром Мариинки. И, при том, что обычно Гергиев мне нравится, тут было что-то совсем не то, какой-то пустой, не заполняющий пространство звук, и одинокий духовой голос не был отделен, не притягивал, не вовлекал в разговор.
У мамы был дирижёр безоговорочно любимый – Мравинский.
Я предложила Бегемоту поискать Шестую у него. Сразу нашёлся ютюб. Только, конечно, без столь любимых мной видео, позволяющих смотреть на руки. Тогда ведь если снимали, так на киноплёнку, только общий вид. На найденном – просто оказалась картинка – неподвижное небо с облаками.
Мравинский с первым составом ленинградской филармонии. Мы правильно не стали дослушивать Гергиева. У Мравинского было то попадание, когда с музыкой возникает личный разговор, связь. Недаром мама плакала.
Я вспомнила, что первую скрипку в первом составе звали Либерманом, был он седой в очках. Кажется, уехал ещё до нас.
Гардеробщицы в Большом зале никогда не давали номерков – эдакий знак причастности, всех-то они знали.
И туфли надо было брать в мешочке – хоть мы и бывали в Большом зале очень часто, иногда раз в неделю получалось – праздник был. Мама злилась, что папа не хотел выходить из дому сильно заранее, говорила, что пусть он догоняет, она не любит бежать, пойдёт сама на автобус.
А эрделиха Власта знала, что когда прилично одеваются, дык не в лес гулять, а в филармонию, и ей с этого никакого проку.
Пару дней назад я подумала, что я её от начала до конца очень давно не слышала. Куски-то часто по классической станции передают…
Сначала нашёлся ютюб с Гергиевым. И с оркестром Мариинки. И, при том, что обычно Гергиев мне нравится, тут было что-то совсем не то, какой-то пустой, не заполняющий пространство звук, и одинокий духовой голос не был отделен, не притягивал, не вовлекал в разговор.
У мамы был дирижёр безоговорочно любимый – Мравинский.
Я предложила Бегемоту поискать Шестую у него. Сразу нашёлся ютюб. Только, конечно, без столь любимых мной видео, позволяющих смотреть на руки. Тогда ведь если снимали, так на киноплёнку, только общий вид. На найденном – просто оказалась картинка – неподвижное небо с облаками.
Мравинский с первым составом ленинградской филармонии. Мы правильно не стали дослушивать Гергиева. У Мравинского было то попадание, когда с музыкой возникает личный разговор, связь. Недаром мама плакала.
Я вспомнила, что первую скрипку в первом составе звали Либерманом, был он седой в очках. Кажется, уехал ещё до нас.
Гардеробщицы в Большом зале никогда не давали номерков – эдакий знак причастности, всех-то они знали.
И туфли надо было брать в мешочке – хоть мы и бывали в Большом зале очень часто, иногда раз в неделю получалось – праздник был. Мама злилась, что папа не хотел выходить из дому сильно заранее, говорила, что пусть он догоняет, она не любит бежать, пойдёт сама на автобус.
А эрделиха Власта знала, что когда прилично одеваются, дык не в лес гулять, а в филармонию, и ей с этого никакого проку.
no subject
no subject
no subject