(no subject)
А ещё мы съездили в деревню Oppède-le-Vieux. Мне уже давно хотелось до неё добраться, потому что казалось, что мы когда-то мимо проехали, увидели ворота в крепостной стене, но торопились, не остановились. Потом-то выяснилось, что я её с какой-то другой перепутала, и Опед мы никогда не проезжали.
В совершеннейший несезон – мы туда попали в послеканикулярную неделю, – кроме нас, там вообще никого не было. Даже местных жителей мы немного встретили. Сначала дождик шёл, и все небось по домам прятались. Ресторанчики большей частью закрыты – не лето.
Сельхозработы зимой тоже менее интенсивные, – жгут старые лозы на виноградниках, как раз в виноградниках мы людй видели. А в деревне встретились с одной приветливой тётенькой, разговорившейся с Васей, – тётенька поставила машину на площади, до которой кое-как по крутой улице можно доехать (только местным жителям разрешается), а оттуда пошла пешком вверх домой по улочкам-лестницам и просто узеньким не проезжим улочкам, волоча мешки из магазина. Я как-то не успела среагировать и предложить ей помощь. Понятно, конечно, что привычно ей продукты на верхотуру таскать.
В Википедии написано, что первое упоминание деревни Опед относится к началу 11-го века, и что название, вероятно, кельтское – от галльского oppidum, что значит укреплённый городок на возвышении. Вот уж с возвышением тут всё в порядкке – из французских villages perchés (хочется перевести «деревни на насесте») она из самых на крутизне рассевшихся – улицы чуть не перпендикулярно вверх, пыхтя, ползут.
Была деревней графа Тулузского, но после разгрома катаров, которым Тулузские графы покровительствовали, перешла в 13 веке в папское владение. Папой деревенские жители были крайне недовольны, он драл с них большие налоги, и вовсе не защитил их, когда деревню разграбил очередной разбойник – Раймонд Тюренский. Денежки папа жадно драл («папствуя, он хапствует цапстувующей лапой» – из вагантов в переводе Льва Гинзбурга), а толку от него никакого. Потом один из антипап, Бенуа 13, в Опеде скрывался, но недолго, – ему пришлось в Испанию удирать, выскочив из окна опедского замка.
Ну, а в 17 веке эпидемия чумы – и деревня, в которой жителей совсем мало стало, захирела. Вдобавок ещё и землетрясение в 18 веке замок изрядно повредило.
Вполне обычная история провансальской деревни, весьма извилистая.
В 1940-ом году в эту почти пустую деревню приехала маленькая группа студентов из парижской Школы Изящных Искусств – художники, архитекторы. Евреи и неевреи, убежавшие из оккупированной зоны в вишистскую глушь.
Приехали они по приглашению фотографа Алексея Бродовича, который в Опеде владел кое-как превращёнными в жильё развалинами аббатства. Поселились в этих развалинах и и на не менее развалившейся мельнице для производства оливкого масла. Выпустили «Манифест Опедской группы» и взялись за восстановление деревни.
Среди ребят был будущий очень известный эльзасский архитектор Бернар Зерфус. Он возглавил их опедскую ячейку Сопротивления и одновременно стал руководить реставрационными работами, причём не только в Опеде, а и в соседних и даже не очень соседних деревнях. Ребята связались с сокурсниками, обосновавшимися в в Марселе. И совместными усилиями целый ряд провансальских полуразрушенных деревень вдруг стал оживать.
Опедская группа росла, в 1942-ом их было уже человек 40. В 1941-ом в Опеде появилась жена Экзюпери Консуэло, а в 42-ом она отправилась в Америку встречаться с мужем, дав обещание написать об опедской группе книжку.
Экзюпери погиб, а Консуэло слово сдержала, и в 1947-ом вышла её книжка «Опед».
Это всё я прочитала после того, как мы там побывали. А в тот день мы попросту поставили машину под холмом и под еле сеющим дождиком отправились вверх в деревню через большой парк на склоне. Погуляли по пустым улицам, поднялись к церкви, а потом вышли из деревни и мимо оливковой рощи и виноградника тропа повела нас в лес. Стала довольно круто подниматься. Лес с мошным подлеском, со скалами, с огромными кедрами. Мы не ушли далеко – было довольно поздно, и из-за дождя подниматься сильно скользко, а палок мы не взяли – так что поставили зарубку – обязательно вернуться на целый день и пойти, пойти, куда тропа выведет – я на карте, впрочем, уже высмотрела, куда она нас приведёт, и какой можно большой круг сделать и в деревню вернуться, но это в светлое время года, круг очень немаленький.






























































В совершеннейший несезон – мы туда попали в послеканикулярную неделю, – кроме нас, там вообще никого не было. Даже местных жителей мы немного встретили. Сначала дождик шёл, и все небось по домам прятались. Ресторанчики большей частью закрыты – не лето.
Сельхозработы зимой тоже менее интенсивные, – жгут старые лозы на виноградниках, как раз в виноградниках мы людй видели. А в деревне встретились с одной приветливой тётенькой, разговорившейся с Васей, – тётенька поставила машину на площади, до которой кое-как по крутой улице можно доехать (только местным жителям разрешается), а оттуда пошла пешком вверх домой по улочкам-лестницам и просто узеньким не проезжим улочкам, волоча мешки из магазина. Я как-то не успела среагировать и предложить ей помощь. Понятно, конечно, что привычно ей продукты на верхотуру таскать.
В Википедии написано, что первое упоминание деревни Опед относится к началу 11-го века, и что название, вероятно, кельтское – от галльского oppidum, что значит укреплённый городок на возвышении. Вот уж с возвышением тут всё в порядкке – из французских villages perchés (хочется перевести «деревни на насесте») она из самых на крутизне рассевшихся – улицы чуть не перпендикулярно вверх, пыхтя, ползут.
Была деревней графа Тулузского, но после разгрома катаров, которым Тулузские графы покровительствовали, перешла в 13 веке в папское владение. Папой деревенские жители были крайне недовольны, он драл с них большие налоги, и вовсе не защитил их, когда деревню разграбил очередной разбойник – Раймонд Тюренский. Денежки папа жадно драл («папствуя, он хапствует цапстувующей лапой» – из вагантов в переводе Льва Гинзбурга), а толку от него никакого. Потом один из антипап, Бенуа 13, в Опеде скрывался, но недолго, – ему пришлось в Испанию удирать, выскочив из окна опедского замка.
Ну, а в 17 веке эпидемия чумы – и деревня, в которой жителей совсем мало стало, захирела. Вдобавок ещё и землетрясение в 18 веке замок изрядно повредило.
Вполне обычная история провансальской деревни, весьма извилистая.
В 1940-ом году в эту почти пустую деревню приехала маленькая группа студентов из парижской Школы Изящных Искусств – художники, архитекторы. Евреи и неевреи, убежавшие из оккупированной зоны в вишистскую глушь.
Приехали они по приглашению фотографа Алексея Бродовича, который в Опеде владел кое-как превращёнными в жильё развалинами аббатства. Поселились в этих развалинах и и на не менее развалившейся мельнице для производства оливкого масла. Выпустили «Манифест Опедской группы» и взялись за восстановление деревни.
Среди ребят был будущий очень известный эльзасский архитектор Бернар Зерфус. Он возглавил их опедскую ячейку Сопротивления и одновременно стал руководить реставрационными работами, причём не только в Опеде, а и в соседних и даже не очень соседних деревнях. Ребята связались с сокурсниками, обосновавшимися в в Марселе. И совместными усилиями целый ряд провансальских полуразрушенных деревень вдруг стал оживать.
Опедская группа росла, в 1942-ом их было уже человек 40. В 1941-ом в Опеде появилась жена Экзюпери Консуэло, а в 42-ом она отправилась в Америку встречаться с мужем, дав обещание написать об опедской группе книжку.
Экзюпери погиб, а Консуэло слово сдержала, и в 1947-ом вышла её книжка «Опед».
Это всё я прочитала после того, как мы там побывали. А в тот день мы попросту поставили машину под холмом и под еле сеющим дождиком отправились вверх в деревню через большой парк на склоне. Погуляли по пустым улицам, поднялись к церкви, а потом вышли из деревни и мимо оливковой рощи и виноградника тропа повела нас в лес. Стала довольно круто подниматься. Лес с мошным подлеском, со скалами, с огромными кедрами. Мы не ушли далеко – было довольно поздно, и из-за дождя подниматься сильно скользко, а палок мы не взяли – так что поставили зарубку – обязательно вернуться на целый день и пойти, пойти, куда тропа выведет – я на карте, впрочем, уже высмотрела, куда она нас приведёт, и какой можно большой круг сделать и в деревню вернуться, но это в светлое время года, круг очень немаленький.





























































