![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Про письма Синявского, которые я столько цитировала.
Вроде бы, я очень неплохо знаю Марью, и множество раз мы с ней о разном болтали, и слышала я её рассказы.
И рассказы Синявского слышала. И много мы с ним разговаривали.
И дружим мы.
Но вот эти письма – я, кажется впервые влезла в шкуру.
Они изданы почти без купюр. Два письма в месяц – и все Марье.
127 лагерных писем.
Длинные письма, почти ежедневные в них записи.
Синявский отлично знал, что его посадят. И Марья знала. Когда он рассказал ей, что печатается за границей под псевдонимом, она приняла это знание с полным пониманием, что посадят – вопрос в том, когда.
Синявский отнюдь не политический деятель, интерес к общественной жизни у него всегда был слабый – он относился к людям, по поводу которых советская власть, – не отдельные её представители, а именно сама машина, – особенно бесилась, – к тем, кто эту власть мало замечал, живя так, будто и не было её.
И его лагерные письма не о лагере.
Эти письма – смешение жанров – признания в любви, беспокойство о здоровье сына Егора, которому было несколько месяцев, когда Синявского посадили, куски будущих книг и статей, ежедневные наблюдения – всё это рядом, перетекает одно в другое.
И в этом смешении – особая пронзительность, литературоведение рядом с просьбами прислать зубную пасту и наивными советами о том, как лечить маленького ребёнка, оказывается куда больше литературоведения.
В лагере написаны «Прогулки с Пушкиным» – целиком, начало «В тени Гоголя», куски из «Ивана-Дурака», а ещё в соавторостве с Марьей, выходившие под её именем, статьи о древнерусском искусстве.
Из лагерных писем, как из материала, сложен «Голос из хора». Но – совсем другое.
Острота восприятия – дальний лес, который виден из зоны, снег, птицы, смена времён года.
Лагерь, конечно, не сталинский – в этом лагере не мучают, – просто скученность, невозможность уединиться, унижение досмотрами и несвободой, невкусная еда, тупая тяжёлая работа.
В общем, больше всего похоже на армию.
В этих «терпимых» условиях человек живёт, почти 6 лет живёт, ждёт писем, свиданий. Живёт, а не изживает время. Думает. Читает. Пишет.
И это всё письмописание – после отупляющей работы и в постоянном присутствии посторонних людей рядом.
В этих письмах – о лагере только – лес, закаты, снегопады, растущие в зоне грибочки-цветочки.
Грибочки жарят, цветочки собирают и ставят в банку.
И ещё кошки иногда заходят.
Главных героев в этой книге двое – есть ведь ещё Марья.
Марья, на которую Синявский взвалил груз, – он пишет только ей – она его единственная связь с миром.
И Марья должна соответствовать – писать с ним статьи, разговаривать об интересном и умном, отправлять ему письма каждый день, ездить на свидания в любую погоду за тридевять земель.
А ещё – работать и зарабатывать – именно тогда она стала известным московским ювелиром – и у неё, на мой взгляд, изумительные украшения – в старинном духе.
А ещё постоянно болеющий маленький Егор.
А ещё квартира с соседями, которые скандалят, когда она варит Егору кашу на коммунальной кухне – нечего варить кашу сыну врага народа.
И поиски обмена, чтобы вырваться из этой квартиры.
Естественно, у Марьи есть родные друзья рядом, всегда кто-нибудь ездит с ней на свидания. Она не одна.
Но всё равно.
Сталинские лагеря на себя не примеришь, эту историю – примеришь.
Я очень хорошо понимаю, что ездить на свидания, писать ежедневные письма, – это не обуза – это то, что ей дало возможность выжить.
И работа – не обуза, Марья достаточно честолюбива и очень гордится своими успехами.
Так вообще – осмысленная жизнь – не обуза, однако не у всех и не всегда получается.
И рассказы Синявского слышала. И много мы с ним разговаривали.
И дружим мы.
Но вот эти письма – я, кажется впервые влезла в шкуру.
Они изданы почти без купюр. Два письма в месяц – и все Марье.
127 лагерных писем.
Длинные письма, почти ежедневные в них записи.
Синявский отлично знал, что его посадят. И Марья знала. Когда он рассказал ей, что печатается за границей под псевдонимом, она приняла это знание с полным пониманием, что посадят – вопрос в том, когда.
Синявский отнюдь не политический деятель, интерес к общественной жизни у него всегда был слабый – он относился к людям, по поводу которых советская власть, – не отдельные её представители, а именно сама машина, – особенно бесилась, – к тем, кто эту власть мало замечал, живя так, будто и не было её.
И его лагерные письма не о лагере.
Эти письма – смешение жанров – признания в любви, беспокойство о здоровье сына Егора, которому было несколько месяцев, когда Синявского посадили, куски будущих книг и статей, ежедневные наблюдения – всё это рядом, перетекает одно в другое.
И в этом смешении – особая пронзительность, литературоведение рядом с просьбами прислать зубную пасту и наивными советами о том, как лечить маленького ребёнка, оказывается куда больше литературоведения.
В лагере написаны «Прогулки с Пушкиным» – целиком, начало «В тени Гоголя», куски из «Ивана-Дурака», а ещё в соавторостве с Марьей, выходившие под её именем, статьи о древнерусском искусстве.
Из лагерных писем, как из материала, сложен «Голос из хора». Но – совсем другое.
Острота восприятия – дальний лес, который виден из зоны, снег, птицы, смена времён года.
Лагерь, конечно, не сталинский – в этом лагере не мучают, – просто скученность, невозможность уединиться, унижение досмотрами и несвободой, невкусная еда, тупая тяжёлая работа.
В общем, больше всего похоже на армию.
В этих «терпимых» условиях человек живёт, почти 6 лет живёт, ждёт писем, свиданий. Живёт, а не изживает время. Думает. Читает. Пишет.
И это всё письмописание – после отупляющей работы и в постоянном присутствии посторонних людей рядом.
В этих письмах – о лагере только – лес, закаты, снегопады, растущие в зоне грибочки-цветочки.
Грибочки жарят, цветочки собирают и ставят в банку.
И ещё кошки иногда заходят.
Главных героев в этой книге двое – есть ведь ещё Марья.
Марья, на которую Синявский взвалил груз, – он пишет только ей – она его единственная связь с миром.
И Марья должна соответствовать – писать с ним статьи, разговаривать об интересном и умном, отправлять ему письма каждый день, ездить на свидания в любую погоду за тридевять земель.
А ещё – работать и зарабатывать – именно тогда она стала известным московским ювелиром – и у неё, на мой взгляд, изумительные украшения – в старинном духе.
А ещё постоянно болеющий маленький Егор.
А ещё квартира с соседями, которые скандалят, когда она варит Егору кашу на коммунальной кухне – нечего варить кашу сыну врага народа.
И поиски обмена, чтобы вырваться из этой квартиры.
Естественно, у Марьи есть родные друзья рядом, всегда кто-нибудь ездит с ней на свидания. Она не одна.
Но всё равно.
Сталинские лагеря на себя не примеришь, эту историю – примеришь.
Я очень хорошо понимаю, что ездить на свидания, писать ежедневные письма, – это не обуза – это то, что ей дало возможность выжить.
И работа – не обуза, Марья достаточно честолюбива и очень гордится своими успехами.
Так вообще – осмысленная жизнь – не обуза, однако не у всех и не всегда получается.
no subject
no subject
no subject
Интересно, почему это так? Поверьте, я не притворяюсь, я не из какой среды, просто интересно понять, что происходит.
no subject
Вот всё, что я в жж о Синявском писала, если Вам интересно.
http://www.livejournal.com/users/mbla/30795.html
http://www.livejournal.com/users/mbla/61550.html
http://www.livejournal.com/users/mbla/98230.html
http://www.livejournal.com/users/mbla/98948.html
http://www.livejournal.com/users/mbla/106909.html
В двух словах - люди не любят не таких, не любят, которые не в ногу.
У Синявского с советской властью были "стилистические разногласия" (его слова), а у большинства эмигрантов их не было - стилистически вполне советские люди.
Не прощали, что он другой, не прощали симпатии к западным левым, не прощали ссоры с Солженицыным.
Не прощали того, как он без дрожи почтения пишет о Пушкине, как он Россию сукой обозвал не прощали.
А у Марьи безусловно дурной характер, она может смертельно раздражать, при этом она безусловно совершенно порядочна.
А вообще, почитайте его самого.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Я не понимаю восторга. Мне он кажется неплохим писателем, а не великолепным
Мне вообще кажется, что есть некая манера преувеличивать. Как бы кто-то, кто хорош на общем более, чем среднем фоне, растёт до небес. Сравннивают не с Пушкиным, а с Псюшкиным.
Вот несколько лет назад была в Париже выставка Пикассо. Очень поучительно.
А то читаешь книжку "поздние петербуржцы" и стихи, которые не вовсе ужасные, начинают казаться уже вроде как ничего.
Ещё один человек, к которому я отношусь неплохо, но без сейчас принятого восторга - Хвост.
Ну, а уж особая симпатия к Щаранскому точно даром не проходит. :-)))
Кстати, я ведь не этих двух людей (из которых, по-моему, Ходорковский куда привлекательнее) сравнивала.
no subject
Хорошего отдыха!!!
no subject
В комнату не заходить (Синей бороды)
Спасиб - уж поплаваю вволю.
no subject
(Читала, увы, только прогулки)
no subject
no subject
Романы как раз скачала. Письма надо будет поискать (книжку)
no subject
При том, что я его очень люблю как писателя и литературоведа.
no subject
А если уж залезать в то, как было, то ведь и пострашнее получится.
И пьяный Глейзер, который кричал на чьём-то дне рожденья "смерть Синявским".
И гб-шный циркуляр о том, что задача работы с Синявским - это дискредитировать его в глазах эмигрантов. И другая гб-шная бумага - о том, что это удалось. Бумага, которая была потом порезана и опубликована в фальсифицированном виде Кузнецовым, уж не знаю, с согласия ли Буковского, который исходно её откопал. И в напечатанной фотокопии было видно, где порезано.
И был Максимов, который после этой истории просил прощения у Синявских, приходил к ним в дом последние годы, очень хотел что-нибудь вместе делать. Марья его приняла, А.Д. не очень.
А уж у ГБ на Марью какой ещё был зуб - она их поимела с тем, что А.Д. выпустили раньше срока - она же шантажировала разоблачительной лагерной книгой, когда в кармане были "прогулки". И потом, когда гб-шники послали к ней человека в Париж - она с ним встретилась с магнитофоном в кармане. она сумела на него вывести французское ДСТ. Кстати, французы потребовали тогда, чтоб Синявские немедленно взяли гражданство (тогда у эмигрантов-диссидентов было в моде его не брать), чтоб они могли их тзащитить при случае.
Ваше мнение, сударь gloomov - важнО...
Re: Ваше мнение, сударь gloomov - важнО...
в чужих застарелых обидах и т.д. Не время и не место.
Re: Ваше мнение, сударь gloomov - важнО...