![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
(no subject)
Попытка структурировать – ежедневное упражнение. Иначе погрузишься в хаос и будешь тупо глядеть на обломки кораблекрушения – вон плывёт старый башмак, а рядом деревяшка...
И каждый тёмный ноябрь, открывая по утрам калитку в кампус, я гляжу на фонари хурмы в утренней промозглости, – в саду напротив. Мы с ней знакомы, с этой хурмой, и со старичком-хозяином тоже – киваем друг другу при встрече – настоящий – не декорация. С деревом проще, но и с человеком не так уж сложно – начинаешь здороваться, и уже представляешь себе, как старичок со старушкой пьют не слишком крепкий кофе с наломанным багетом, – он как раз тащит его подмышкой из соседней булочной.
А дерево привет передаёт от знакомой хурмы в Дордони, в саду рядом с домом Анри. Только эта – рыже-жёлтая, а там – рыже-красный королёк. Мы в ноябре жили в Дордони неделю – с Васькой, с папой и с Нюшей – в 2002-ом. В последнюю нюшенькину осень. У неё болели лапы, и после десятикилометровой прогулки вдоль реки так трудно было забраться в машину... А мимо хурмы я по утрам бегала в магазин, слушала там болтовню деревенских людей. Гуси, которых за плохое поведение отселили потом на хутор к сыну Анри, ещё шлёпали по асфальту возле дома важными красными лапами и шипели на прохожих. Но ещё не повадились ходить к магазину и щипать там покупателей, или прогуливаться посреди проезжей дороги, не реагируя на гудки. Так что люди не звонили ещё Анри с требованием: «забери гусей, опять они прессконференцию на шоссе устроили.»
Болтали недавно с Лионелем – в его мироструктуре любые наши действия здесь и сейчас имеют собственный смысл, даже если никто о них не вспомнит.
Та самая бабочка у Бредбери, – наступишь на неё, и изменится будущее.
Для меня ключевое слово – память. Следы.
Три недели назад, в воскресенье, я целый день провела на ярмарке, только не невест, а школ – суть похожая – показать товар лицом и завлечь приличных ребят на будущий год.
В Cité Universitaire – где студенческие общежития и всякие общественные помещения, – в длинном зале, вроде разукрашенного коридора. За окном сад, за ним церковь на Алезии, не старинная, – она в стиле belle époque, но для меня достаточно стара, – я с ней сто лет знакома.
Её видно с окружной дороги, и я ей радовалась в первые годы в Париже, – вроде едешь по нудной серой двухполосной городской автостраде, по сторонам бетонные дома, – и вдруг – колоколенка – ни с того, ни с сего.
Не в первый раз вместе с нашими студентами я в этом пышном коридоре, где ангелочки на потолке, у стенда, в закутке, где и не присесть, завлекала к нам народ.
И глядела в большое окно, под стать ангелочкам, – на зелёную лужайку, на пухлые облака.
И она глядела на меня, – эта вычурная колокольня за садом.
Трава ложилась под неожиданным ветром, носились собаки, стояли тихо деревья.
Несколько лет назад я фотографировала тут капли на стекле, –.и как узнать, глядя на фотографии, где нас нет, – тогда, сейчас?
У Фроста есть длинный стих – «Двое видели двоих» – про двух человек, глядящих на двух оленей. Васька ещё до меня его перевёл, потом мы его немного редактировали.
...
«Вечно у тебя тупые ножи» – говорит Машка.
«Ну, при Ваське всё ж острей были, он иногда их точил, но нечасто...»
«А Яшка каждый день подтачивал» – Машка отвечает.
Бренчат стёклышки калейдоскопа, раскладываются картинки, зажигаются фонари...
Улицы, фотографии, – зарос лесом склон в Рамбуйе, где маленькие сосенки тянулись из подгорелого мха, – и объяснял мне Васька двадцать лет назад про пожарную сосну...
И каждый тёмный ноябрь, открывая по утрам калитку в кампус, я гляжу на фонари хурмы в утренней промозглости, – в саду напротив. Мы с ней знакомы, с этой хурмой, и со старичком-хозяином тоже – киваем друг другу при встрече – настоящий – не декорация. С деревом проще, но и с человеком не так уж сложно – начинаешь здороваться, и уже представляешь себе, как старичок со старушкой пьют не слишком крепкий кофе с наломанным багетом, – он как раз тащит его подмышкой из соседней булочной.
А дерево привет передаёт от знакомой хурмы в Дордони, в саду рядом с домом Анри. Только эта – рыже-жёлтая, а там – рыже-красный королёк. Мы в ноябре жили в Дордони неделю – с Васькой, с папой и с Нюшей – в 2002-ом. В последнюю нюшенькину осень. У неё болели лапы, и после десятикилометровой прогулки вдоль реки так трудно было забраться в машину... А мимо хурмы я по утрам бегала в магазин, слушала там болтовню деревенских людей. Гуси, которых за плохое поведение отселили потом на хутор к сыну Анри, ещё шлёпали по асфальту возле дома важными красными лапами и шипели на прохожих. Но ещё не повадились ходить к магазину и щипать там покупателей, или прогуливаться посреди проезжей дороги, не реагируя на гудки. Так что люди не звонили ещё Анри с требованием: «забери гусей, опять они прессконференцию на шоссе устроили.»
Болтали недавно с Лионелем – в его мироструктуре любые наши действия здесь и сейчас имеют собственный смысл, даже если никто о них не вспомнит.
Та самая бабочка у Бредбери, – наступишь на неё, и изменится будущее.
Для меня ключевое слово – память. Следы.
Три недели назад, в воскресенье, я целый день провела на ярмарке, только не невест, а школ – суть похожая – показать товар лицом и завлечь приличных ребят на будущий год.
В Cité Universitaire – где студенческие общежития и всякие общественные помещения, – в длинном зале, вроде разукрашенного коридора. За окном сад, за ним церковь на Алезии, не старинная, – она в стиле belle époque, но для меня достаточно стара, – я с ней сто лет знакома.
Её видно с окружной дороги, и я ей радовалась в первые годы в Париже, – вроде едешь по нудной серой двухполосной городской автостраде, по сторонам бетонные дома, – и вдруг – колоколенка – ни с того, ни с сего.
Не в первый раз вместе с нашими студентами я в этом пышном коридоре, где ангелочки на потолке, у стенда, в закутке, где и не присесть, завлекала к нам народ.
И глядела в большое окно, под стать ангелочкам, – на зелёную лужайку, на пухлые облака.
И она глядела на меня, – эта вычурная колокольня за садом.
Трава ложилась под неожиданным ветром, носились собаки, стояли тихо деревья.
Несколько лет назад я фотографировала тут капли на стекле, –.и как узнать, глядя на фотографии, где нас нет, – тогда, сейчас?
У Фроста есть длинный стих – «Двое видели двоих» – про двух человек, глядящих на двух оленей. Васька ещё до меня его перевёл, потом мы его немного редактировали.
...
«Вечно у тебя тупые ножи» – говорит Машка.
«Ну, при Ваське всё ж острей были, он иногда их точил, но нечасто...»
«А Яшка каждый день подтачивал» – Машка отвечает.
Бренчат стёклышки калейдоскопа, раскладываются картинки, зажигаются фонари...
Улицы, фотографии, – зарос лесом склон в Рамбуйе, где маленькие сосенки тянулись из подгорелого мха, – и объяснял мне Васька двадцать лет назад про пожарную сосну...
no subject
no subject
no subject
Прочтешь- и складывется что- то свое, написать. Начинает шевелиться.
Интересно- почему?
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Гуси как люди - распустились со временем:)
no subject
Да, ты так пишешь, что довольно часто хочется немедленно тебе сказать обязательно приятное. Чтоб ты услышала. Наверное, ты улыбаешься. Очень хочется, чтобы ты улыбнулась.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject