![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
(no subject)
Один мой французский приятель – лицейский учитель – сказал мне в 89-ом году, что когда у него в классе появились дети 68-го года рождения, – он не мог с этим освоиться – как же так – неужто он такой старый.
Другой мой французский знакомый во время очень нудной транспортной забастовки поздней осенью 95-го, когда нам пришлось отменять занятия, и студенты лишились потом каникул, ворчал: в 68-ом был май и девочки ходили в платьях от пупа до попы, а сейчас декабрь, и девочки в штанах ходят...
А мы летом 68-го жили в Усть-Нарве. Вечерами по пляжу ходили взад-вперёд люди со спидолами и слушали голоса – в Усть-Нарве не глушили.
Мама зачем-то ездила в город – вернулась 21-го с огромным арбузом – мы встречали её на автобусной станции. Она вышла из икаруса – без улыбки, с белыми губами – «вошли».
В Усть-Нарве нас было много, – взрослые-дети. Один восьмилетний мальчишка, дурачась, говорил, что хочет попасть в милицию – «ну, выйди на дорогу и закричи «да здравствует свободная Чехословакия»» – предложила ему его мама.
Мне кажется, с того лета после седьмого класса, я себя воспринимаю как теперешнюю...
Как Саша Яновская, я приставала к папе с вопросом, почему он не диссидент, почему не выходит на площадь.
Однажды дома из портфеля вылетела промокашка, на которой мы с подругой Олей на уроке обсуждали, надо ли свергать советскую власть военным путём, или не наш это путь. Промокашка попалась папе на глаза. Орал он громко.
Пятьдесят лет. Хм? Не верю.
Другой мой французский знакомый во время очень нудной транспортной забастовки поздней осенью 95-го, когда нам пришлось отменять занятия, и студенты лишились потом каникул, ворчал: в 68-ом был май и девочки ходили в платьях от пупа до попы, а сейчас декабрь, и девочки в штанах ходят...
А мы летом 68-го жили в Усть-Нарве. Вечерами по пляжу ходили взад-вперёд люди со спидолами и слушали голоса – в Усть-Нарве не глушили.
Мама зачем-то ездила в город – вернулась 21-го с огромным арбузом – мы встречали её на автобусной станции. Она вышла из икаруса – без улыбки, с белыми губами – «вошли».
В Усть-Нарве нас было много, – взрослые-дети. Один восьмилетний мальчишка, дурачась, говорил, что хочет попасть в милицию – «ну, выйди на дорогу и закричи «да здравствует свободная Чехословакия»» – предложила ему его мама.
Мне кажется, с того лета после седьмого класса, я себя воспринимаю как теперешнюю...
Как Саша Яновская, я приставала к папе с вопросом, почему он не диссидент, почему не выходит на площадь.
Однажды дома из портфеля вылетела промокашка, на которой мы с подругой Олей на уроке обсуждали, надо ли свергать советскую власть военным путём, или не наш это путь. Промокашка попалась папе на глаза. Орал он громко.
Пятьдесят лет. Хм? Не верю.