![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Об Окуджаве
Выношу из комментов почти без изменений
Посредственные стихи и никакая музыка.
Мы имеем дело с другим явлением, и чтоб его понять, надо понять, почему люди любят петь.
Окуджава - это социальное действо, включающее соучастие.
Люди делают что-то вместе, - ходят в походы, поют, - хорошо, когда возникает ощущение "своих", а в юности не просто хорошо, а почти и необходимо для очень многих, вовсе не более глупых,чем те, кому этого не нужно, людей.
Это этап социализации. И крайне важный.
От того, что именно люди поют, зависит отчасти и то, какими эти люди станут, когда совсем вылупятся.
А в железной стране, полной бряцающего официоза, Окуджава, и не только он, дал язык этой вот социализации, этому отделению своих от не-своих, он противостоял фашизму. Противоположная Окуджаве социализация - фашизация.
И язык он дал не словесный и не музыкальный, а именно - песенный.
Безусловно есть люди, у которых нет потребности в такой совместности, нет и потребности в пении.
С вырастанием эту потребность часто перерастаешь, и перерастание может быть благодарным.
Сейчас я вспоминаю Окуджаву не слишком часто, и моя потребность в совместности - куда меньше.
Но идя через мост под ветром я иногда бурчу себе под нос именно его, и раз в сто лет мы радостно или наоборот грустно поём под гитару и вспоминаем, и осознаём, что по сути, по главной сердцевинке, люди не меняются, и врут все зеркала.
Папа, сноб, знал тьму стихов наизусть, читал все последние годы Бродского и Мандельштама, папа, которому в голову не могло придти читать Окуджаву, пошёл на его похороны.
Потому что Окуджава был, наверно, лучшим из тех, кто дал язык нашей тогдашней совместности, потому что он был своим...
Посредственные стихи и никакая музыка.
Мы имеем дело с другим явлением, и чтоб его понять, надо понять, почему люди любят петь.
Окуджава - это социальное действо, включающее соучастие.
Люди делают что-то вместе, - ходят в походы, поют, - хорошо, когда возникает ощущение "своих", а в юности не просто хорошо, а почти и необходимо для очень многих, вовсе не более глупых,чем те, кому этого не нужно, людей.
Это этап социализации. И крайне важный.
От того, что именно люди поют, зависит отчасти и то, какими эти люди станут, когда совсем вылупятся.
А в железной стране, полной бряцающего официоза, Окуджава, и не только он, дал язык этой вот социализации, этому отделению своих от не-своих, он противостоял фашизму. Противоположная Окуджаве социализация - фашизация.
И язык он дал не словесный и не музыкальный, а именно - песенный.
Безусловно есть люди, у которых нет потребности в такой совместности, нет и потребности в пении.
С вырастанием эту потребность часто перерастаешь, и перерастание может быть благодарным.
Сейчас я вспоминаю Окуджаву не слишком часто, и моя потребность в совместности - куда меньше.
Но идя через мост под ветром я иногда бурчу себе под нос именно его, и раз в сто лет мы радостно или наоборот грустно поём под гитару и вспоминаем, и осознаём, что по сути, по главной сердцевинке, люди не меняются, и врут все зеркала.
Папа, сноб, знал тьму стихов наизусть, читал все последние годы Бродского и Мандельштама, папа, которому в голову не могло придти читать Окуджаву, пошёл на его похороны.
Потому что Окуджава был, наверно, лучшим из тех, кто дал язык нашей тогдашней совместности, потому что он был своим...
no subject
Абсолютно согласен. Добавил бы, что и очень посредственный писатель. Кроме своих, я перепел кучу песен, начиная от Галича, кончая Высоцким. Из Окуджавы пел от силы штук пять за свою жизнь.
Окуджава – явление социальное. Оказался в нужном месте в нужное время.
Не пел, не потому, что плохо относился, а потому, что не нравилось петь это. А слушать-то слушал. Я, как раз, входил в те компании, в которых Окуджава был «своим» автором. Да и сам, считал Окуджаву «своим» автором.
> От того, что именно люди поют, зависит отчасти и то, какими эти люди
> станут, когда совсем вылупятся.
Зависит, но иногда эта зависимость не столь очевидна.
> А в железной стране, полной бряцающего официоза, Окуджава,
> и не только он, дал язык этой вот социализации, этому отделению
> своих от не-своих, он противостоял фашизму. Противоположная
> Окуджаве социализация - фашизация.
А вот тут ты ошибаешься и очень сильно. Оставим в стороне слово «фашизм». Тут очень легко запутаться в терминологии. Не все из «своих» в последствии остались «своими». Иные и тогда мне казались людоедами. Хотя, возможно, это я перестал быть "своим".
В качестве примера. При всей моей антипатии к ВС образца 93-го года, меня ошеломил расстрел Белого дома, но еще больше меня поразило людоедское письмо некоторых деятелей культуры – «Раздавить красную гадину». Окуджава был одним из подписантов. Так что… Любовь к свободе не может базироваться на ненависти, непримиримости. К сожалению, некоторым поклонникам это свойственно. Сужу, хотя бы, по некоторому своему окружению.
> И язык он дал не словесный и не музыкальный, а именно - песенный.
Пожалуй, первым всё же был не Окуджава, а Михаил Анчаров. Именно он, по моему мнению, «открыватель» жанра бардовской песни, и именно он дал «песенный» язык. И пели его очень много. Просто, имя его не на слуху у людей. На мой взгляд, незаслуженно. Мало кто связывает автора знаменитой «балалаечки», которая пелась возле каждого костра, и многих других очень известных песен, с именем автора, скажем, телесериала «День за днем», который смотрела вся страна неотрываясь, и многого чего еще.
Из воспоминаний об Анчарове.
Однажды мне принесли пленку с записью одного московского менестреля. Меня поразили и голос, и эмоциональная напряженность, и манера исполнения: чувствовалась талантливая рука. Я спросил, кто этот парень? Мне сказали - Владимир Высоцкий. Тогда он только-только начинал петь... А потом мы встретились с ним в московском доме ученых на каком-то учено-артистическом мероприятии с участием, как это теперь принято говорить, "интересных людей" (...твою мать! как будто бы есть неинтересные!). Он сидел в другом конце зала, ему кто-то что-то сказал на ухо и кивнул на меня: вон тот, мол. Владимир тут же подошел ко мне - за спиной гитара, на лице сдержанная улыбка: "Так это вы и есть Анчаров?" Я говорю - ага. "Тот самый?" Тот самый. "А я,- говорит,- на ваших песнях учился, я их давно знаю и пою, могу хоть сейчас спеть." Петь, говорю, не надо, а то нас выставят из дома ученых - у вас ведь голос ого какой!
Пишу это не для того, что бы отвоевать «первопроходство» у Окуджавы. Просто, за последние 15 лет у меня произошла переоценка некоторых ценностей. Сейчас я понимаю, что творчество Окуджавы на меня повлияло в существенно меньшей степени, чем творчество Галича, Анчарова и более молодого Высоцкого.
no subject
Писатель? Исторических вещей не люблю, а "Школяр" - чудесная книга. Средняя литература, конечно. Но это не ругательство совсем.
Подписание этого письма - гнусное дело. Говорить не о чем. Я думаю, что он в изменившейся ситуации, больной, наверно, не очень нужный, не ориентировался.
Тогда очень было неприятно. Сейчас не простить и в голову не приходит.
К Анчарову я отношусть хорошо - прежде всего к книжке "Синий апрель", но и к "Тихо капает вода", и к "мазам"
А ещё в начале был мой очень любимый никакой поэт и очень, по-моему, по-человечески привлекательный и песнями и "Июльским дождём" Визбор.
no subject
А письмо поддписал по романтической глупостим: он сам говорил, что "в этом белом доме - по его представлениям - укрепились остатки партийной и гебещной сволочи" и стрелять по ним было решающим актом антикоммунистической революции.
Вот как прямолинейно и поверхностно он смотрел, и подписал письмо "крайних".
А поэт он не посредственный, а хороший. Звучит в лучших вещах и без гитары.Музыка стиха крупная порой.