(no subject)

[mbla]

Кошки – не говорят по-человечьи – всё только мяв, да мырк.

Может быть, во сне кошкам показывают кино?

Гриша ночью приходит из сада на нашу с Васькой кровать, на которой я теперь сплю по диагонали. Хвостом меня мазнёт, в ухо мыркнет, уронит на кровать сосновую иголку и устроится в ногах, как Васька её учил, – спать до утра.

С Таней она бегает, предлагает ей голову на пожевать, залезает под стул и хихикает, уворачивась от вредного щенка, который пытается задними ногами её лягнуть.

Но – Гриша больше не ходит в рощу. Когда мы возвращаемся с прогулки, она встречает нас с Таней на садовой дорожке... А что делать в роще без Кати? И ведь дело не в том, что Катя была защитой, – Гриша и одна оставалась в роще, когда мы уходили к морю... Она охотилась на кузнечиков и ждала нас, и выбегала нам навстречу из кустов, из колючек, заслышав наши с Васькой голоса. Она бежала сначала к Кате – потереться носом о нос, встав на цыпочки, – и ныряла ей под живот.

Я не знаю, как на кошачьем языке сказать, что в мире – дыра...

Синявскому, когда их кошка заболела, и её надо было лечить таблетками, и она царапалась и отплёвывалась, было так перед ней неловко – ведь человек, попадая в больницу, понимает, что либо поправится, либо помрёт, а кошка-то ничего не знает...

Но дыры образуются и в лишённых рефлексии кошачьих мирах...

Comments

[farraige.livejournal.com]

Наша сиамка караулила бабушку безотрывно -- сидела на кресле в ногах ее кровати все те месяцы, что бабушка лежала. Поэтому я ожидала, что она будет ходить и искать -- а она делала стеклянные глаза и шла, не оглядываясь, мимо комнаты, в которой теперь вместо человека горела лампадка.

Заходить в ту комнату она стала только тогда, когда увезли бабушкину мебель и сделали ремонт.

[mbla.livejournal.com]

Кошка Синявских жила в комнате у Андрей Донатыча, у него подмышклй спускалась вниз, в кухню ужинать. Когда он болел, безотрывно сидела у него в комнате в кресле. А когда он умер, перестала туда заходить. Это была кошка Синявского. И её потом смерть - лопнула ещё одна нитка, живая память о Синявском...