В Париже
На площадке Трокадеро стояла на руках девчонка, растянув ноги почти что на шпагат, которого я никогда не могла сделать, отчего меня не взяли в пятом классе в секцию гимнастики, а в лёгкую атлетику взяли.
Мальчишка, который с ней был, телефоном в разных ракурсах её фотографировал, а толпа их обтекала.
Я глянула мельком через реку – на башню, на золотую голову Инвалидов, когда-то непривычную своим самоварным золотом, – я же с ней познакомилась, когда была она серая что ли – уже и не помню её бесцветности, – и спустилась в сад.
Красавица-негритянка говорила дочке лет трёх с торчащими косичками – сейчас домой, поужинаешь, сказку расскажу, – и что? И сама отвечала – и баиньки.
На траве пожилые арабские тётки в ярких платках, сняв туфли, вытянув ноги, ели бутерброды и, небось, сплетничали: «Наш Ванька-то чистый Женька Онегин, все встают, а он спать ложится» – услышал когда-то папа, возвращаясь как-то ранним утром с работы (он в метрополитене по распределению тогда трудился) от тёток, едущих первым трамваем на рынок картошкой торговать.
Люди обнимались, лизали мороженое, болтали, прижав к ушам мобильники, лежали на скамейках, бежали, читали, тянули на ходу пиво или коку из банок.
Карусель с лошадками играла «домино-домино, будь весёлым, не надо печали».
Лапчатые лебеди топтались на ступеньках у воды, кораблики посреди реки вальяжно заплывали под мост. Солнце из-под тучи било в окна стекляшек Front de Seine.
Карусель на левом берегу не играла музыки – только скрипели лошадки с мочальными хвостами. Медленно крутясь, поскрипывали.
И маленькая зелёная дверь в стене вполне могла бы оказаться тут как тут, вот только за поворотом, в одном из разукрашенных домов прекрасной эпохи.
Мальчишка, который с ней был, телефоном в разных ракурсах её фотографировал, а толпа их обтекала.
Я глянула мельком через реку – на башню, на золотую голову Инвалидов, когда-то непривычную своим самоварным золотом, – я же с ней познакомилась, когда была она серая что ли – уже и не помню её бесцветности, – и спустилась в сад.
Красавица-негритянка говорила дочке лет трёх с торчащими косичками – сейчас домой, поужинаешь, сказку расскажу, – и что? И сама отвечала – и баиньки.
На траве пожилые арабские тётки в ярких платках, сняв туфли, вытянув ноги, ели бутерброды и, небось, сплетничали: «Наш Ванька-то чистый Женька Онегин, все встают, а он спать ложится» – услышал когда-то папа, возвращаясь как-то ранним утром с работы (он в метрополитене по распределению тогда трудился) от тёток, едущих первым трамваем на рынок картошкой торговать.
Люди обнимались, лизали мороженое, болтали, прижав к ушам мобильники, лежали на скамейках, бежали, читали, тянули на ходу пиво или коку из банок.
Карусель с лошадками играла «домино-домино, будь весёлым, не надо печали».
Лапчатые лебеди топтались на ступеньках у воды, кораблики посреди реки вальяжно заплывали под мост. Солнце из-под тучи било в окна стекляшек Front de Seine.
Карусель на левом берегу не играла музыки – только скрипели лошадки с мочальными хвостами. Медленно крутясь, поскрипывали.
И маленькая зелёная дверь в стене вполне могла бы оказаться тут как тут, вот только за поворотом, в одном из разукрашенных домов прекрасной эпохи.
no subject
- А ты посчитай их, - сказал ей кто-то из нас.
С энтузиазмом она бросилась считать и досчитала где-то до 12, затем наступила пауза и прозвучало удивлённое:
- Но у меня нет так много чисел!
Зато у тебя, Ленка, есть так много слов! И они так дружненько льются на
бумагуэкран, что просто удовольствие читать их! 😉no subject
no subject
(Anonymous) 2017-09-10 08:38 pm (UTC)(link)no subject
Здорово ходить так за тобой , почти-помню-почти-вижу.
no subject
(Anonymous) 2017-09-10 08:39 pm (UTC)(link)no subject
no subject
(Anonymous) 2017-09-10 08:39 pm (UTC)(link)no subject
no subject