(no subject)
Стылая осень – предзимье, но дрожат ещё, уцепившись за ветки, листья – ржавое железо с прозеленью.
Париж почти ещё и не рождественский, – развешены кое-где украшалки на проводах, да не горят ещё, и открылся на Елисейских полях рождественский базар.
Затаился, – ночной комнатой в детском саду, где валяется серебряная бумага, ножницы, – утром приходят люди – чего-то вешают, малюют морковчатые носы у снежных баб на витринных стёклах. Месяц ещё до Рождества – месяц укорачивающихся дней.
Два года назад Васька написал
НА ПЛОЩАДИ КОНТРЭСКАРП
Давно – ноябрь. Но тут перед кафе
Всё столики торчат на тротуаре
И газовых зонтов-обогревалок
Не ставят прыткие официанты...
Сидим как летом...Только неохота
Пить пиво –даже «гиннеса» не надо!
Вон рядом подогретый «лёвенбрау»
Цедит компания весёлых немцев
(все – по произношенью – из Берлина).
А мы пьём кофе... Значит, всё ж зима
Исподтишка приблизилась к Парижу...
Хоть ирисы на площади цветут,
И даже сумасшедший рододендрон
Расцвёл с чего-то на смурном газоне...
Из-за окна напротив – чья-то кошка
На нас глядит... Не на часы в кафе –
На нас!
А впрочем, что ей торопиться?
Ведь вот законсервировалась осень,
И значит, март уж точно далеко.
Ведь даже листья эти под ногами
Болтают с теми, что ещё в ветвях.
И в шёпоте качаются ритмично.
Как маятники... Только Время с места
Не сдвинуть им...
А кошка наблюдает:
Навес кафе – как падуга над сценой,
Ей представляется, что мы – актёры,
А то, что зрители одновременно,
Ей невдомёк...
Вот так и наша кошка
В узорном пригородном ноябре:
Пусть вместо человеческих комедий,
Когда-то там Бальзаком сочинённых,
Ей достаются мультики сорочьи,
Зато – все время смена декораций:
То дождь косой, то пёстрый шум листвы...
А этой – полосатой и пушистой –
Тем более тут есть над чем подумать:
Ведь целый день сменяются актёры,
Хоть декорация одна и та же,
Но в экспрессионистских зеркалах
Дробясь...
А из-за стойки, в глубине,
Где моют чашки,– даже джаз какой-то...
Он тоже иногда умеет «МЯУ»...
Посмотрела в старые записи – на тогдашний тёплый золотой ноябрь... Опознала на одной из фоток тянущуюся к дымовику юлькину руку. Вспомнила, глядя на фотки из любимого кафе с пианистом, как было там тёмным октябрьским вечером жарко, как мы с Юлькой стягивали свитера...
А сейчас заматываю шарф... И сидели мы с Машкой на Контрэскарпе, и газовые обогревалки к месту были, и пили горячее вино с корицей, – ну, не пиво ж пить по холодам...
А на площади в студёный пятничный вечер шла бурная жизнь – приходили люди, как водится, недоодетые, в кедах, к примеру – кто бы мог подумать, что братья кедов, которые мы носили в детстве в лесу, или на уроках физкультуры, будут радостно топтать парижские улицы... Эти прихожие на площадь люди носы грели в шарфах, звонили по мобильникам – «эй, я тут, а ты где, жду на Контрэскарпе», перетоптывались, обнимались-целовались с подошедшими, будто не виделись сто лет – по двое, компаниями, – вприпрыжку и вприбежку уходили с площади, появлялись новые – мальчики, девочки, тёти-дяди – девица а миниюбке и ушанке промелькнула, двое девчонок лет двенадцати и лет восьми – той, что двенадцать, небось велели присматривать за сестрой, и присмотренная сестра, качаясь, шла по цепи, висящей между столбиками, обозначающими границу отмеченного несколькими катальпами условного сквера.
Парочка целовалась возле этих столбиков с цепями, среди площади, – некуда небось, пойти ребятам, а может, и куда, – в конце концов кому не случалось целоваться на продутых улицах, или в лифте в собственную квартиру...
А одна компания попивала пиво, устроившись на цепях, – сначала два мальчика, дальше девочка к ним пришла, а потом смотрим – их уже пятеро – греют носы в ковшиках из ладоней, но холодное пиво бодрыми глоткАми пьют.
А потом и мы ушли – переулками, где меньше ветра... Неизменным Парижем-утешителем, в обнимку с памятью...
Париж почти ещё и не рождественский, – развешены кое-где украшалки на проводах, да не горят ещё, и открылся на Елисейских полях рождественский базар.
Затаился, – ночной комнатой в детском саду, где валяется серебряная бумага, ножницы, – утром приходят люди – чего-то вешают, малюют морковчатые носы у снежных баб на витринных стёклах. Месяц ещё до Рождества – месяц укорачивающихся дней.
Два года назад Васька написал
НА ПЛОЩАДИ КОНТРЭСКАРП
Давно – ноябрь. Но тут перед кафе
Всё столики торчат на тротуаре
И газовых зонтов-обогревалок
Не ставят прыткие официанты...
Сидим как летом...Только неохота
Пить пиво –даже «гиннеса» не надо!
Вон рядом подогретый «лёвенбрау»
Цедит компания весёлых немцев
(все – по произношенью – из Берлина).
А мы пьём кофе... Значит, всё ж зима
Исподтишка приблизилась к Парижу...
Хоть ирисы на площади цветут,
И даже сумасшедший рододендрон
Расцвёл с чего-то на смурном газоне...
Из-за окна напротив – чья-то кошка
На нас глядит... Не на часы в кафе –
На нас!
А впрочем, что ей торопиться?
Ведь вот законсервировалась осень,
И значит, март уж точно далеко.
Ведь даже листья эти под ногами
Болтают с теми, что ещё в ветвях.
И в шёпоте качаются ритмично.
Как маятники... Только Время с места
Не сдвинуть им...
А кошка наблюдает:
Навес кафе – как падуга над сценой,
Ей представляется, что мы – актёры,
А то, что зрители одновременно,
Ей невдомёк...
Вот так и наша кошка
В узорном пригородном ноябре:
Пусть вместо человеческих комедий,
Когда-то там Бальзаком сочинённых,
Ей достаются мультики сорочьи,
Зато – все время смена декораций:
То дождь косой, то пёстрый шум листвы...
А этой – полосатой и пушистой –
Тем более тут есть над чем подумать:
Ведь целый день сменяются актёры,
Хоть декорация одна и та же,
Но в экспрессионистских зеркалах
Дробясь...
А из-за стойки, в глубине,
Где моют чашки,– даже джаз какой-то...
Он тоже иногда умеет «МЯУ»...
26 ноября 2011
Посмотрела в старые записи – на тогдашний тёплый золотой ноябрь... Опознала на одной из фоток тянущуюся к дымовику юлькину руку. Вспомнила, глядя на фотки из любимого кафе с пианистом, как было там тёмным октябрьским вечером жарко, как мы с Юлькой стягивали свитера...
А сейчас заматываю шарф... И сидели мы с Машкой на Контрэскарпе, и газовые обогревалки к месту были, и пили горячее вино с корицей, – ну, не пиво ж пить по холодам...
А на площади в студёный пятничный вечер шла бурная жизнь – приходили люди, как водится, недоодетые, в кедах, к примеру – кто бы мог подумать, что братья кедов, которые мы носили в детстве в лесу, или на уроках физкультуры, будут радостно топтать парижские улицы... Эти прихожие на площадь люди носы грели в шарфах, звонили по мобильникам – «эй, я тут, а ты где, жду на Контрэскарпе», перетоптывались, обнимались-целовались с подошедшими, будто не виделись сто лет – по двое, компаниями, – вприпрыжку и вприбежку уходили с площади, появлялись новые – мальчики, девочки, тёти-дяди – девица а миниюбке и ушанке промелькнула, двое девчонок лет двенадцати и лет восьми – той, что двенадцать, небось велели присматривать за сестрой, и присмотренная сестра, качаясь, шла по цепи, висящей между столбиками, обозначающими границу отмеченного несколькими катальпами условного сквера.
Парочка целовалась возле этих столбиков с цепями, среди площади, – некуда небось, пойти ребятам, а может, и куда, – в конце концов кому не случалось целоваться на продутых улицах, или в лифте в собственную квартиру...
А одна компания попивала пиво, устроившись на цепях, – сначала два мальчика, дальше девочка к ним пришла, а потом смотрим – их уже пятеро – греют носы в ковшиках из ладоней, но холодное пиво бодрыми глоткАми пьют.
А потом и мы ушли – переулками, где меньше ветра... Неизменным Парижем-утешителем, в обнимку с памятью...
Löwenbräu
Re: Löwenbräu
Löwenbräu
Re: Löwenbräu
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
(no subject)