(no subject)
Aug. 8th, 2016 09:14 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaВ коротких сумерках воздух трещит цикадами – что за полоумие так тереть крылом о крыло в сексуальном экстазе – ко мне красавица, скорей, скорей, томлюсь без тебя!
А басня-то у Лафонтена лживая, – оказывается, цикадья жизнь длится одно лето. Нечего им на зиму припасать – не покатит зима им в глаза.
А потом в тёплой тьме светятся цветы олеандра, и сосна подсвечена лампами из соседского сада, да и у нас лампа над столом, и свет в дверном проёме, лампа на стене и на дорожке – на радость гекконам, которых особенно много этим летом! И электрический гриль, на котором жарятся сардины, горит красным, будто головешки там, а не раскалённое железо.
Гриша с Таней вдвоём гоняли громадного кузнечика – то есть гоняла его Гриша, а Таня рядом бежала, Грише через плечо заглядывала. Я попыталась спасти бедолагу, но не преуспела – сожрала Гриша кузнечика, – потому что «лягушка – прожорливое брюшко». А Таня в рот ей с любопытством заглядывала.
Очень низкие звёзды закатываются за горизонт, их хочется слизывать длинным коровьим языком.
Тут между тобой и всем этим вокруг – небесным синим боком окружающего Землю туго надутого воздушного шарика, плеском моря над розовыми камнями, над серебряным ребристым песком, зверячьим дыханьем живых кустов, разноцветной зеленью, – очень размыта граница.
И живёшь на улице, и не нужна одежда...
Да просто идти утром через рощу, потом плыть с Таней утренним коротким заплывом, зайдя в воду с дальнего лодочного спуска, и немногочисленные люди на тропе останавливаются, прикрывают глаза козырьком ладони: что тут за белый штрудель плавает в синем жилете – да, Таня для нашего спокойствия, когда ходит плавать надолго, надевает собачий спасжилет…
Да просто выходить из рощи на пляж – мимо Васькиного камня, на котором он сидел – на море глядел – паруса в бухте разглядывал…
Да просто с кровати глядеть в дверной проём на звёзды…
И плыть-плыть-плыть – заплывать в синюю глубину к рыбкам-стрижам, и на мель, пытаясь не проскрести пузом по камням, плыть, сдёрнув маску, высунув голову, глядя на лесные холмы, плыть в маске, зависая над ослепительно-алой морской звездой, заплывать в стаю сардин, гнаться за паграми – этими в золотисто-голубых полосках родственниками дорад, дразнить зелёную толстолобую ленивую рыбину с насупленным лицом.
Внюхиваться в ветер – не мистраль ли – не охладит ли воду нам, и не восточный ли – не принесёт ли медуз…
Сидеть за компом, раздумывая, о чём-о ком хочется рассказать в будущем «Эхе»…
***
И прочитать у Ириса, который сейчас на другом море – на Адриатике, за итальянским сапогом в Черногории
Так сижу и пью розовое вино во тьме.
Когда Черногория не верит приближающейся зиме.
Их не видно сейчас - маленькие ящерки бегают по каменистой земле.
Так я сижу и пью розовое вино во тьме.
Когда не ждут ни в Вязьме - ни в Костроме.
Их не видно - маленькие слова пробегают и кружат в моём уме.
Так сижу и пью розовое вино во тьме.
Сказано в пьесе "Перикл" - рыбы в море поступают как люди на земле.
А незримые птицы в небе поступают, как слова в моём уме.
Так сижу и пью розовое вино во тьме.
От его розовому – к нашему, от здешнего к тамошнему… Человечьим звериным мычаньем
А басня-то у Лафонтена лживая, – оказывается, цикадья жизнь длится одно лето. Нечего им на зиму припасать – не покатит зима им в глаза.
А потом в тёплой тьме светятся цветы олеандра, и сосна подсвечена лампами из соседского сада, да и у нас лампа над столом, и свет в дверном проёме, лампа на стене и на дорожке – на радость гекконам, которых особенно много этим летом! И электрический гриль, на котором жарятся сардины, горит красным, будто головешки там, а не раскалённое железо.
Гриша с Таней вдвоём гоняли громадного кузнечика – то есть гоняла его Гриша, а Таня рядом бежала, Грише через плечо заглядывала. Я попыталась спасти бедолагу, но не преуспела – сожрала Гриша кузнечика, – потому что «лягушка – прожорливое брюшко». А Таня в рот ей с любопытством заглядывала.
Очень низкие звёзды закатываются за горизонт, их хочется слизывать длинным коровьим языком.
Тут между тобой и всем этим вокруг – небесным синим боком окружающего Землю туго надутого воздушного шарика, плеском моря над розовыми камнями, над серебряным ребристым песком, зверячьим дыханьем живых кустов, разноцветной зеленью, – очень размыта граница.
И живёшь на улице, и не нужна одежда...
Да просто идти утром через рощу, потом плыть с Таней утренним коротким заплывом, зайдя в воду с дальнего лодочного спуска, и немногочисленные люди на тропе останавливаются, прикрывают глаза козырьком ладони: что тут за белый штрудель плавает в синем жилете – да, Таня для нашего спокойствия, когда ходит плавать надолго, надевает собачий спасжилет…
Да просто выходить из рощи на пляж – мимо Васькиного камня, на котором он сидел – на море глядел – паруса в бухте разглядывал…
Да просто с кровати глядеть в дверной проём на звёзды…
И плыть-плыть-плыть – заплывать в синюю глубину к рыбкам-стрижам, и на мель, пытаясь не проскрести пузом по камням, плыть, сдёрнув маску, высунув голову, глядя на лесные холмы, плыть в маске, зависая над ослепительно-алой морской звездой, заплывать в стаю сардин, гнаться за паграми – этими в золотисто-голубых полосках родственниками дорад, дразнить зелёную толстолобую ленивую рыбину с насупленным лицом.
Внюхиваться в ветер – не мистраль ли – не охладит ли воду нам, и не восточный ли – не принесёт ли медуз…
Сидеть за компом, раздумывая, о чём-о ком хочется рассказать в будущем «Эхе»…
***
И прочитать у Ириса, который сейчас на другом море – на Адриатике, за итальянским сапогом в Черногории
Так сижу и пью розовое вино во тьме.
Когда Черногория не верит приближающейся зиме.
Их не видно сейчас - маленькие ящерки бегают по каменистой земле.
Так я сижу и пью розовое вино во тьме.
Когда не ждут ни в Вязьме - ни в Костроме.
Их не видно - маленькие слова пробегают и кружат в моём уме.
Так сижу и пью розовое вино во тьме.
Сказано в пьесе "Перикл" - рыбы в море поступают как люди на земле.
А незримые птицы в небе поступают, как слова в моём уме.
Так сижу и пью розовое вино во тьме.
От его розовому – к нашему, от здешнего к тамошнему… Человечьим звериным мычаньем
