mbla: (Default)
Франсуа очень беспокоился, что зима опять будет слишком тёплой. В северном Провансе климат континентальный, и зимой должно быть похолодней, чем в Париже. И снегом засыпает иногда, и на дорогах гололёд.

Он очень проникновенно говорил, что в последние тёплые годы природа не успевает впасть в спячку, отдохнуть, и слишком рано распускаются деревья, а когда потом ещё и заморозки на только-только завязавшиеся абрикосы…

И вот неделю назад он мне написал – всё отлично, по утрам -7. Ну, и я в начале января за него радовалась тому, что дожди по всей Франции, а потом что холода.

А вчера вот написал он мне, что утром было -8, и трубы замёрзли.

Нет в мире совершенства.

Так или иначе, самый нелюбимый, самый долгий месяц январь почти что прошёл…

Февраль запахнет весной. Да, и потеплеет завтра. Удивительно, какая разница между +4 и +10.

Как же страшно подгонять время, и как не получается его не гнать. То гонишь, то тормозишь изо всех сил. А ему-то, времени, пофиг.
mbla: (Default)
 Для Молодого Мармота сказка про репку служит эталоном двух важных действий: держаться и тянуть.

Держаться хоть за маму, хоть за блестящий железный столбик в трамвае – крепко держаться – как дедка за репку.

А натягивать хоть носок, хоть ботинок – изо всех сил тянуть – как дедка репку.

Вон оно как оказывается – а мне-то эта сказка о взаимопомощи казалась какой-то мало содержательной!

Дорога из яслей до трамвайной остановки даёт некоторые интересные возможности. Во-первых, там вдоль маленьких домиков почему-то растянулся бетонный параллелепипед, из которого растут изгороди примыкающих к домам садиков. Такая любопытная конструкция позволяет идти одной ногой по тротуару, а другой по бетонному возвышению. Не то чтоб это было удобно, но, если ногу как следует задирать, выходит совсем неплохо. Кроме того, можно прочесть загадочные буквы, сияющие на верхушке подъёмного крана – MLA, и что бы это значило? Возле кафе на улице вечно толпятся какие-то люди, кажется, играют в спортлото. Кто-нибудь непременно поздоровается. А на остановке, если повезёт, и удастся нажать на правильную кнопку на автомате по продаже билетов, на ту, которая переводит его в аудио режим, так совсем хорошо – можно удовлетворённо и правдиво сказать «тётя со мной поговорила».

Благодаря Молодому Мармоту, я ознакомилась с неизвестным мне до сих пор произведением Хармса – про Володю, который на салазочках летел с горы. Володя плохо управлял своим транспортным средством, поэтому по дороге на всех налетал, и тот, на кого он налетел, тоже оказывался на салазках, так что в конце концов там образовалась куча мала из Володи, охотника, собачки, лисички, зайца… Ну, все они дружно с горы летели, и всё бы ничего, да только в конце концов налетели на медведя.

«Вот и заяц, и лисичка, и собачка, и охотник, и Володя на салазочках сидят, быстро под гору летят. Быстро под гору летели - на медведя налетели! И Володя с той поры не катается с горы.»

Под стихом картинка: медведь улыбается, облизывается, брюхо поглаживает.

«Хм – говорю я Мармоту – похоже, что медведь всех съел».

«Нет – отвечает Мармот – меня он не съел, потому что меня там не было».

Бывают случаи, когда картинка не оправдывают ожиданий. Вот, к примеру

«А вы знаете, что У?
А вы знаете, что ПА?
А вы знаете, что ПЫ?
Что у папы моего
Было сорок сыновей?
Было сорок здоровенных —
И не двадцать,
И не тридцать, -
Ровно сорок сыновей!»

Сорок здоровенных сыновей нарисованы, а где, спрашивается «и не двадцать», где «и не тридцать»? Почему их не изобразили?

***
Если б мы всю жизнь за год узнавали столько нового, сколько узнавали за год в той дальней дали, от которой если что помним, так разноцветные обрывки, то какими бы умными мы помирали.

Машка как-то задумчиво сказала: «человек живёт и портится».

В Эсэсэсэре в газетах рубрика существовала «если б директором был я».

А если б я был господом богом – вот уж точно после сорока годы переставали бы прибавляться. Помирать-то всё равно б пришлось, чтоб место уступить, выйти из трамвая, другим тоже ехать нужно.

Но пусть бы воздушным шариком, одуванчиком взлетали, дождиком проливались, и лопухи бы вырастали, или хоть те же одуванчики.
mbla: (Default)
1. Читая с Молодым Мармотом Чуковского, я обнаружила, что некоторые многополезные слова я когда-то узнала именно благодаря Корней Иванычу: кочерга, лохань, корыто…

Молодой Мармот внимательно смотрит на картинки, которые, конечно же, способствуют увеличению словарного запаса, и возмущается тем, что иногда что-то оказывается упущено и не изображено. Вот скажем, недовольный Мойдодыр прекрасно нарисован, очень убедительный и сердитый. А где же радостный щасливый Мойдодыр? «Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я!» – нету такой картинки! И Мармот настойчиво интересуется – где же, где же Мойдодыр!

Бывают ещё более прискорбные ситуации, когда картинка есть, но неправильная. Например, на картинке кошка Мяули ест яйцо, а в книжке русским языком написано, что она яйцо уже СЪЕЛА. Молодой Мармот справедливо недоволен. Изображать надо то, что происходит, а не какую-то хрень. А то поглядишь на эдакие неверные картинки, – только и остаётся, что с лёгкой нагловатостью во взгляде сказать «афигень».

2. Мой любимый актёр, а по совместительству любимый хиропрактик Брюно, стал заведующим труппой. Называться труппа станет coté jardin. Брюно объяснил мне, что в театре не говорят про сцену «слева-справа», а исключительно «coté jardin-coté cour». А вот как это по-русски будет?

3. В честь Рождества в нашей замечательной булочной, где исключительно вкусный хлеб пекут, появились марципанистого вида конфетки в прозрачном мешке под названием «petit Jésus». Внутри просвечивают розовые дядьки с бородой и белые, – а где малютка Христос, спрашивается?
mbla: (Default)

Написала я сегодня Кольке (Kolya Kitanine) на телефоне, что мне нужно в 19:00 обязательно подключиться к тимсу (teams кириллицей), потому как я на это время назначила встречу с преподами, и опаздывать нежелательно.

Гляжу на своё сообщение и узнаю, что, оказывается, в 19:00 мне необходимо подключиться к Иисусу!!!!!!! Как телефону не поверить, когда он о таком оповещает?! Иисус почему-то не явился.

mbla: (Default)
Прочитала я сегодня, что летом 1911-го года на Францию напала страшнейшая жара – длилась она с июня по сентябрь и была особенно жуткой на севере. Температура держалась около 36-ти градусов целых три месяца, а иногда переползала через 40. Дождей не выдали. Так что засуха была адской.

За это время погибло 30000 младенцев, а всего умерло 46000 человек.

Младенцы погибали от бактериальных инфекций, связанных с тухлой водой. Одновременно возникла какая-то эпидемия среди коров, возможно, из-за того, что водоёмы обмелели, вода зацвела. В результате образовалась нехватка молока, и младенцев начали кормить невесть чем.

И именно после вот той жары за качеством воды стали тщательно следить.

А после жары 2003-го года, стоит только подняться температуре, как людям по сто раз на дню по радио начинают рассказывать как себя вести (ну, например, не следует в 35 градусов в два часа дня на солнце заниматься спортом – к примеру, бегать). И министров (всех) призвали к боевой готовности (mobilisation). К чему? Может быть, им следует на улице народ обливать из шлангов?

Я, увы, не успела воспользоваться тем, что в жаркую субботу на канале Сен-Мартен закрыли шлюзы, отменили навигацию, а канал открыли для купанья. Я даже посмотрела короткое радостное видео, где народ с фырканьем там плавает и брызгается.

И уже который год в жару в части фонтанов можно купаться. Например, в том воинственном фонтане у Трокадеро, где вода извергается из пушек.
mbla: (Default)
Я проснулась от будильника, – давно этого не было. Обычно я просыпаюсь чуть-чуть до него (если уж он поставлен – так-то семестр закончился, пора к следующему готовиться и пушистые хвосты подбирать), – и жду развесёлого «Кукареку!» – всё ж приятней услышать петуший радостный крик, чем безличный звонок. Да и вообще семестр закончился, и я, в основном, дома.

Но сегодня целый день студенты защиют проекты, и я работаю диспетчером – с утра до вечера.

В общем, проснулась я от будильникова кукареканья в 7 утра.

Проснулась с фразой: «Now you can embrace me through the white rose»

Белая роза, живая, открывала книгу – на первой странице. Такую книгу ожидаешь увидеть в музее под стеклом, а я держала её в руках, вдыхая еле заметный грибной запах…

Но эта старинная книга была написана совсем недавно – только что умершим профессором. А фраза, с которой начиналась книга, явно обращалась к влюблённой в него студентке.

Я отложила книгу и вышла на улицу. Был праздник – день купанья. Город стоял на воде, но на Венецию не был похож вовсе. Это был французский город шестнадцатого века, суда по коломбажу, по островерхим домам, – и повсюду текли бесчисленные речки, неожиданно возникали озёра с лебедями – зеркальные из «Стойкого оловянного солдатика», и люди на улицах прыгали в воду с бесчисленных мостиков.

«Кукареку» – нежно пропел будильник.

«Now you can embrace me through the white rose» – пробормотала я под Гришин топот -– завтракать скорей. Ну, а дальше-то что?
mbla: (Default)
Мне очень обидно, что звери не разговаривают. Сколько всего интересного могли бы рассказать мне мои собаки – где бурундук пробежал, где олень, и о чём хотелось бы побеседовать с незнакомой кошкой, встреченной на улице какого-нибудь кривобокого городка, заросшего в апреле сиренью и чуть не круглый год розами, которые цепляются за стены.

Людям свойственно уметь разговаривать, и они уверяют меня, что кабы собаки заговорили, я бы только и просила их заткнуться – столько глупостей в минуту они бы произносили.

Выяснилось, что всё совсем не так. Мы с Васькой поехали в такой вот городок – с розами и глицинией по стенам. И ещё с нами был Альбир. И собака Катя. Какие-то были у нас важные дела, мы куда-то торопились. И я сказала, чтоб ребята собирались, а я быстренько с Катей прогуляюсь. Мы спустились по улице, уходившей в траву. И вдруг совершенно неожиданно оказалось, что за травяными зарослями маленькое озерцо. Катя по-ньюфски подбежала к озерцу и торжественно сошла в воду – поплыла небыстро, как колёсный пароход. Я её зову, она не отвечает, и – вот ведь незадача – за озерцом следующее, а меня Васька с Альбиром ждут.

Когда Катя вплыла во второе озеро (соединённое с первым протокой), она обернулась и сказала: «не беспокойся ты, это же последнее озеро, щас выйду и домой пойдём, тут же недалеко».

Ну, что было дальше, я, увы, не узнала. Хочется сказать, что меня разбудил говорящий осёл с соседней полянки, но нет – молчаливая кошка Гриша решила, что пора завтракать и, как с ней иногда бывает, сунула мне лапу в нос…
mbla: (Default)
Я благодарна моему телефону за то, что он всегда сообщает мне местные новости, где бы во Франции я ни находилась.

И когда утром я тянусь к телефону, безнадёжно уговаривая себя, что не надо с этого движения день начинать, иногда вдруг среди всего-понятно-чего, вдруг проклюнется что-нибудь невинное человеческое.

Вот, например маленькая статейка под названием «удивительная находка». В соседней деревне нашёлся поросёнок. Портрет есть – очень симпатичный свинчик с розовым пятаком. Пришёл на центральную площадь.

Откуда взялся, неизвестно. Но уже три дня прошло, и никто не явился его востребовать. Поросёнка пока что отправили в приют для собак.

Жизнь идёт, свинюхи теряются и находятся, и собачьи приюты ставят их на довольствие… А когда мы сегодня заезжали вечером во двор, хозяйский толстый кот прошествовал вразвалочку навстречу, держа в зубах толстую мышь.
mbla: (Default)
Бабушка наша Бабаня совершенно забыла идиш. Наверно, в её детстве они дома на нём говорили – впрочем, что мы знали о её детстве – только, что в местечке Колышки под Витебском наш строгий прадед качался в синагоге как положено, а прабабка детям на Пейсах втайне от него выдавала хлеб. Мне, впрочем, кажется, что из религиозных запретов – несколько пасхальных дней не есть хлеба – из наименее зловредных.
Так или иначе, в нашем детстве от идиша у Бабани остался тохес, мишугене, азохен вэй и мой любимый Агицын паровоз.
Какая-то тётенька по имени Агица – и у неё аж целый паровоз был – с красными огромными колёсами и, конечно же, с устрашающим пронзительным свистком.
Несколько лет назад Бегемот меня страшно разочаровал, сообщив мне, что агицын паровоз – это агиц ин паровоз – жара в паровозе – всего-то. И никакой Агицы – паровозовладелицы. У меня, конечно, тоже не было паровоза, и знакомых паровозов было немного – один возил нас на дачу – доезжали на электричке до Ораниенбаума – оттуда в маленьком привязанном к паровозу зелёном вагончике, на площадке, свесив ноги, – всего-то было вагончиков штук пять, – до станции Большая Ижора, где мы жили одно лето. Или ещё в совсем смутном в 4 года детстве – медленно поворачиваются алые колёса, клубы дыма, чёрный паровоз – едем на дачу в Колосково. Ну, и само собой, тот, что на Финляндском вокзале, который Ленина в Разлив отвёз.
Альбир сказал, что у них паровоз был попросту Гицын – то есть моя тётя Агица в Одессе потеряла первую букву А. Но и у Альбира Гица была тётенька, а не всего лишь жара в паровозе.
Агицын паровоз – жара в паровозе – подумаешь, big deal – плюнуть и растереть – и дальше идти… В лес – без интернета, без новостей…
mbla: (Default)
Очень давно я разучилась писать. Почти совсем. Забыла письменные буквы. Печатными могу что-то с трудом накарябать, но даже адрес на конверт, если случается письмо послать, предпочитаю распечатывать.

Ну, прям скажем, всегда у меня были с письмом некоторые проблемы – по предмету грязномарание, который у нас в первом классе был, мне тройки ставили вместо законных единиц, и понять, что я куролапала, не всегда было просто, но, с другой стороны, как-то же я писала свои любимые сочинения. И письма тоже.

Списки что купить, если приходится, я, естественно, печатаю в ворде, или в почте, списки – что сделать в ближайшее время – тоже. Правда, файлы часто теряю – не с концами, но ищу долго и мучительно.

Сегодня на меня навалилось очень много разных мелких и покрупней рабочих дел, очень срочных и средней срочности. И вот сидела я за компом, в темпе била по клавиатуре, а рядом со мной лежал лист бумаги с фамилиями студентов, которые выходили к доске и заслужили за это какие-нибудь плюшки, – ну, я и подумала, а что если самое срочное, что сегодня обязательно закончить надо, записать на вот этом самом листе бумаги.

Стала писать – «разобраться с командами projets»  – дописала «командами» и подумала – а где шрифт переключать? И тут же вспомнила, что это уже со мной было.

Идея использовать лист бумаги оказалась глупой – я что-то такое написала в самом последнем пункте, а через час не прочла – долго мучилась – пыталась читать и в кириллической раскладке, и в латинской – потом не столько прочитала, сколько вспомнила – рекомендация же! – письмо рекомендательное студенту нужно написать.

А так-то почти весна – нарциссы из автобусного окна, крокусы. И ещё где-то рядом с кампусом самонадеянно кричал петух – я тут, я тут, вот он прекрасный я! – за открытым окном – солнце било в стёкла, тепло – и что попугаи, что сороки, весь день чего-то кричавшие-тарахтевшие, как-то даже примолкли – небось, как я, заслушались.
mbla: (Default)
Опять об Пушкина

Пару дней назад, в шесть с копейками утра, выдернутая будильником из тёплой постели, потому как занятия в восемь, спотыкаясь, натягивая сто одёжек и все без застёжек, как французы в двенадцатом году, – потому как на улице холод-хлад-+1 градус – и обещали нам, что арктический воздух безжалостно охватит нас железными объятьями – в ночной утренней тьме я бормотала «Мороз и солнце, день чудесный».

Ээээ, а когда же друг прелестный вставал с постели? А солнце русской поэзии когда?

Папа, проработавший после института несколько лет в Метрополитене, и иногда приходилось по ночам, рассказывал, как возвращаясь в ранне-утреннем трамвае, услышал тётку, которая на рынок картошку везла продавать. Она другой тётке про какого-то Ваньку говорила – что он как Женька Онегин – люди встают, а он спать ложится.

Это какой же день чудесный до одиннадцати утра? В десять – помню школу – ещё за окнами только тёмно-синелось… Правда, не в Петербурге день чудесный нашему всему явился, а в Тверской губернии, но как-то вряд ли уж такая большая разница...

А кстати, по какому они времени жили-то в девятнадцатом веке, по зимнему, аль по летнему?
mbla: (Default)
В сегодняшнем утреннем декабрьском сне мы с Таней шли по твёрдому скользкому накатанному снегу вниз, к нашей станции. Зачем? Куда мы собрались? Да и нервно с собакой – я почти всё время катилась, как в детстве и не только, но тогда – по чёрным каткам на заснеженных тротуарах – а тут прямо по твёрдому блестящему снегу…

Со второго экрана, на котором я ещё не открыла никаких файлов, глядит на меня Катя – парадный портрет – язык полувысунут, шёрстка чуть дыбом, блестит нос – ньюф как он есть. А часы на стенке – не ходики – круглый циферблат с цифрами, с бегущей стрелкой, – почти неслышно отщёлкивают секунды, – только если ухо приблизить, понимаешь, что часы звучат – запыхавшимся стремительными шуршаньем.

«Который час, его спросили здесь,
А он ответил любопытным: вечность!»
mbla: (Default)
Мой заботливый телефон, снабжающий меня самой свежей выпечки новостями, подсунул мне из Libération беседу с биологом о городских зверях.

Оказывается, на кладбище Пер-ла-Шез завелись лисы. Как минимум две лисьих семьи. И лисята играют на травке меж могил.

Лисы – эка невидаль – вон Лондон полон лис. Но Париж плотней заселён – огромный Лондон на большой площади, а поменьший Париж на куда меньшей площади. Так что столько, сколько в Лондоне, лис у нас не будет. Но, конечно – сказал биолог – в наших парках лисы появятся, и внимательные парижане уж пару-то раз в год будут в городе с лисами встречаться, как сейчас внимательные парижане не так уж редко видят куниц.

- Ну, а хищным птицам что домА, что скалы, – город вполне может показаться им горным массивом, есть где селиться под крышами.

И ещё сказал, что всё началось с того, что перестали в парках и садах использовать пестициды. И появились совы! На Пер-ла-Шезе ухают каждую ночь. И цапли.

Подтверждаю – впервые я встретила цаплю в середине девяностых. Мы с Васькой тихо ехали по бургундской дорожке к цистерцианскому монастырю – и вдруг почти что на обочине, возле канавы, отделявшей дорогу от леса, мы увидели статую цапли.

- Смотри, чего это они тут скульптурой украсились?

И тут статуя, как это им изредка свойственно, повернула голову.

Теперь я встречаю цапель почти каждый раз, когда оказываюсь у нас на пруду. И в небе они пролетают. И ястребы парят над большой поляной у одного из входов в лес.

Всё же людям свойственно фиксироваться на плохом, а про хорошее редко кто напишет…

И вот же – совы, куницы, лисы, цапли… Делят с нами городское пространство.

А весной в Провансе мы встретили из красной книги тюльпаны.

***
В овощном магазине сегодня какая-то толстая немолодая тётенька рассказывала молодому овощнику (у нас там два поколения – папа, мама и двое сыновей), с которым явно неплохо знакома.

- Вот мы её нашли на кукурузном поле, поэтому назвали «Маис».

Овощник справедливо заметил: «а могли бы назвать «Эпи»» (ну, то есть вместо того, чтоб Кукурузой назвать, назвали бы Початком.

- Кого нашли-то – спросила я – кошку?
- Ну, да – ответила тётенька.

«Осторожно кенгуру» - мы с Васькой и в самом деле встретили такой знак в лесу Рамбуйе, и там, говорят, проживают кенгуры, сбежавшие из зоопарка.

ПОСВЯЩАЕТСЯ КИПЛИНГУ

На лужайке джигу пляшут Лис с Лисой:
Их мальчишки угостили колбасой!
(Лондонская зарисовка)

Вот вам черта 21 века:
Зверь не шарахается от человека!
У городов появились заботы:
В Лондоне лисы, в Нью-Йорке еноты.

Есть кенгуру под Парижем. Однако
Он удостоен дорожного знака:
Вон треугольник, на нём силуэт:
Крошку за лапу ведёт кенгуриха!
20 кэмэ тут, а выше – запрет!
Хватит, ребята, не ездите лихо!
Скорость снижай, и для тех кенгурей
Не забывай запасти сухарей!

В лес Рамбуйе ты собрался? Постой:
Буйволам яблочек взял бы с собой.
Хитрые нутрии просят морковки –
Выйти на пруд без морковки – неловко.
Уткам багета легко накрошить,
Только вот цаплю – ну, чем угостить?
Разве в четверг после дождичка ей
Ты накопаешь отменных червей ?

15 декабря 2009
mbla: (Default)
Признаюсь я в ужасном позоре.

Волшебное золотое дерево, на которое я первым делом глядела утром из окна – аж целых два месяца год назад и неделю сейчас – я считала такой странноватой липой. В апреле, зелёное, оно меньше обращало на себя взгляд, – цветущая яблоня уводила глаз от него.

«Кружочки липы золотые» – ну, впрочем, у него не совсем кружочки, – дык и у липы не по циркулю выведены.

Конечно, понимала я, что если дерево из липовых, то всё ж не из обычных. А бывают ли другие липы?

Никак его не называть я не могла – ну как так «просто дерево»?, поэтому, поёживаясь, звала всё-таки липой. Я всегда вспоминаю рассказ Бабеля про мальчика, который хочет стать писателем и не знает имён деревьев. Читала я этот рассказ тыщу лет назад, и, собственно, помню оттуда только, что это невероятно стыдно думать о писательстве и не знать деревьев и птиц по именам.

И вот наконец мне пришло в голову – а что, если сфотографировать лист в plant.net – вдруг искусственный интеллект его узнает. Сказано-сделано – отвела лист рукой немного в сторону и телефоном другой рукой щёлкнула.

Ответ сразу появился: «Это не растение. Может быть, homo sapiens?»

Ну, второй раз сфотографировала без собственной руки. И ответ тоже пришёл незамедлительно: шелковица ¬– позор мне, позор. Кто бы мог подумать, что по осени шелковица светится и округу освещает?

А потом Франсуа рассказал, что когда он обзавёлся поместьем, и с родителями они решили превратить бывшую овчарню в домик под сдачу, то перед дверью посадили пару лип (самых обычных), яблоню и шелковицу. Оказывается, шелковицу в Провансе в 19-ом веке любили сажать, потому как шелковичные черви только её листья, вроде как, и едят, а червяков этих много тогда разводили. И вот второй мой позор – никогда я не задумывалась о том, почему, шелковица, которую я несомненно узнаю, когда на ней ягоды, называется шелковицей.

***
И уж до кучи.

Я всё думала, а почему у импрессионистов так мало Прованса. А ведь свет, воздух, облака, морские закаты над виноградниками, оливы, торопящиеся на холм крыши, платаны вдоль дорог, сосны, жёлтые нарциссы по весне, синева… Потом тут же подумала – а почему Нормандии у импрессионистов полно, а Бретани нет, как нет…

И осознала вдруг – а что там с железными дорогами? Доехал до Авиньона, а дальше на мулах, на лошадях – по кочкам-по кочкам, и в канаву – бух. Небось, так оно было. До побережья добирались. Вдоль берега – корабликом-яхтой, как Синьяк, который открыл Сен-Тропе…

Нормандия – рукой подать, близенько от Парижа. Первые 19-го века путеводители как раз про неё. А Бретань-то за кудыкиной горой, за скалами, за отливными пляжами.

И северный Прованс, где на нынешних узких кривых дорогах предупреждения о гололёде, – тоже был в где-то-таме.
mbla: (Default)
Очень часто то ли во сне, то ли в полусне, мне бормочутся строчки – и далеко не всегда любимые – вероятно это случается где-то на тонкой границе между сном и явью, – со строчками я просыпаюсь.

Обычно – ничего, кроме строчек – без конца и без начала – почему они пришли, что снилось? Мраком покрыто.

А вот вчера во сне, или всё-таки уже наяву? – возникло – «и все записки, и все цветы, которых хранить невмочь» – и во сне же (или наяву) я подумала. – надо же – записки и цветы у неё тут одушевлённые – которых, а не которые.

После этого – как, почему? – я подумала про – хм – броненосца Потёмкина – и заинтересовало меня, а вот когда боевые корабли стали называть броненосцами, был ли назывателям известен зверь броненосец? Южная Америка далеко. А если имя-датель слышал про броненосцев, так что ж, в честь этого безобидного зверушки военный корабль он назвал, или без всякой связи, а только лишь потому, что корабль носит броню?

«Кто свернётся клубком, тот зовётся ежом, кто в воде поплывёт черепахой слывёт» - так учила сына мама-ягуариха, когда броненосцев ещё на свете не было…
mbla: (Default)
Как по много раз каждую осень, я чистила грибы – чистила и чистила – в одну кучу – на соленье, в другую белые на суп, в третью на жарёху подберёзовики, красные, маслята.

На жарёху я их не мою – аккуратненько-аккуратненько бумажным полотенцем отскребала налипший песок, руками отклеивала прицепившиеся листики – исключительно задумчивое занятие.

Вот я и вспомнила, как за пару дней до того в автобусе в утренней передаче по France culture слушала американского то ли историка, то ли философа, имени которого не запомнила – не больно-то он меня заинтересовал – про то, что золотым веком человечества было давнее время охоты и собирательства – а с началом земледелия начал человек природу изничтожать. С большой завистью говорил он о том, что тот охотник-собиратель работал всего-то 19 часов в неделю (откуда он это знает?), что трудились только взрослые, и что всё остальное время было посвящено досугу (каков, интересно, был досуг охотников и собирателей?).

Но самое замечательное – это что труд охотников и собирателей – это ведь наш досуг – вот ведь что – рыбалка, например. Ностальгия по детству человечества звучала в каждом слове этого философа!

Ногтями отлепляешь крошечный жёлтый листок от подберёзовой шляпки….

***
В одном из моих любимых рассказов – в Битовском «Бездельнике» - «хорошая работа – шкафы таскать»

Утром, пока я ждала автобуса, по газону ходил уборщик в яркой куртке и аккуратно подцеплял бумажки чем-то похожим на вилы – отправлял их в мешок. Тоже задумчивая работа… Хуже, конечно, чем цветы на клумбы сажать…

***
А осень уже устроилась с удобством, расселась – до зимы, выгнав лето. Вечером в кафе на площади Контрэскарп включили электрические обогревалки, и сидя за уличным столиком со стаканом холодного пива, спиной к стене, возле которой обогревалка, особенно остро она чувствовалась, осень, – спина греется, а коленям холодно.

Вот и первые в учебном году каникулы приближаются – в начале ноября, и время изменится на зимнее.

А сегодня нам с Таней повезло – мы в лесу встретили мужика с аж четырьмя бассетами – очень приветливыми – мне удалось подержать в руках их лопушные уши. Как же повезло мировому собачеству, а не только человечеству, что нынче столько народу хоть пару дней в неделю работают из дома…
mbla: (Default)
Ужинали мы вчера артишоками – маленькими жареными с чесноком артишочками. Обгладывали листики, почавкивая.

А у стола сидела Таня. Она за пять недель жизни с Софи и с Арькой страшно разбаловалась. Однажды пока мы утром на рынок ездили, Софи ей аж четверную порцию еды выдала. Мы приезжаем, я смотрю, ¬¬ в Таниной миске еда лежит. Ну, Софи мне и говорит, что это не потому, что у Тани аппетит пропал, это просто она ей дала много ¬– два стакана. Ну, это уж не говоря обо всяких перепавших ей человечьих едах – то кусочек ветчины, то мисочка кус-куса. Ну, и понятно, что Таня решила, что это исключительно правильная жизнь, когда собака ест человечью еду. Может, подумала, что уже наступил тот мир, о котором я ей вечно рассказываю – мир, где собачество главенствует, а человеки сбоку припёку из мисочек едят. Правда, я ей всегда напоминаю, что когда наступит такой мир, придётся трудиться, на работу ездить, а не размышлять целый день об нечем вечном.

В общем, сидела Таня у стола и жадно глядела на артишочьи листья. Ну, я ей сказала, что будь она ослом, я б точно листьями поделилась, а собаки, дескать, артишоков не едят. Сказала и осознала, что ведь и правда – артишок же ближайший родственник чертополоха! Конечно, артишок не такой колючий, но когда однажды в Бретани мы с Машкой и Бегемотом заблудились в артишочьем поле (артишоки были выше нас), дык мало нам не показалось – шершавые, сердитые, и где выход, не видать.

В общем, не поделилась я с Таней артишоком. Но осознала, что с ослами мы иногда едим почти одно и то же.
mbla: (Default)
А я прочитала, что только что было посчитано учёными, фамилий которых я не запомнила, что через три миллиарда лет на Земле не будет больше кислорода. Весь выйдет. И не потому, что климатические изменения, а просто по кочану и по кочерыжке. Потому что ничто не вечно, и у обитаемых планет (из которых мы только с одной знакомы) есть продолжительность жизни годности к проживанию. А там – слезайте, граждане, приехали, конец, – отправляйтесь куды хотите – хоть Марс колонизируйте, хоть летите, крыльями помахивая, за световые годы.

И так мне стало обидно! Это как это кончится? «Это ж наше, кричу, с тётей Калею!!!»

А как же пещера Ласко и Нотр Дам, и Средиземное море, и дикие гиацинты в лесу, и Евгений Онегин, и первый концерт Шопена, и Моне, ииииииииииии ?!

Это как это нету вечности!? Я совершенно с этим не согласна! Пересчитайте, пожалуйста, – и как в описанном И. Грековой старом калькуляторе, – загоните в деление на ноль!
mbla: (Default)
Пару дней назад поутру, когда ужасно лень было вставать, я растягивала утреннее время, валяясь в обнимку с Таней и уворачиваясь от языка-лизыка.

Говорила Тане, что люди не хлопают по чему ни попадя языком, и что она всё ж человек.

И подумала вот что. Я не смогу назвать самой любимой книжки, потому что самых-пресамых любимых много. А вот самую страшную книжку могу – такую страшную, что, пожалуй, во второй раз и прочесть не смогу – «Превращение».

А если б проснуться не тараканом, а собакой! Ну, собаки – это ведь такие люди в шерсти! Но даже и крокодилом проснуться – ну, крокоидл, ну, в конце концов, не обязательно прям у всех ноги откусывать, если не хочется.

А проснуться орлом! Пролетать за год несколько тысяч километров! И смотреть-смотреть!

Проснуться курицей – страшновато, конечно, – голову ведь свернут. Но может, если Курочкой Рябой, то и ничего. Объяснишь, что ты умница-красавица.

Курица-красавица у меня жила.
Ах, какая умная курица была!
Шила мне кафтаны, шила сапоги,
Сладкие, румяные пекла мне пироги.
А когда управится, сядет у ворот —
Сказочку расскажет, песенку споёт.



А вот энтомологам страшно читать «Превращение»? Энтомологи – такие люди как все?
mbla: (Default)
Я насыпала Тане в миску её завтрак – немного вкусных ароматных собачьих крокетиков.

Таня соскочила с кресла и побежала к миске. А перед миской стояла Гриша. Спокойно стояла, хвост вверх, перпендикулярно спине, а кончик загнут. Она вовсе не глядела на Таню и не пыталась стащить чужую еду, просто стояла лицом к миске. Таня остановилась и тоже застыла.

- Тань, ты совсем рехнулась, обойди Гришу и иди есть. Ты чего?

Гриша чуть отошла, развернулась, расселась, постелила хвост. Таня пошла к миске. Гриша сидела и глядела на меня – спокойно, важно – королевственно сидела.

- Гриша, я тут подумала – а может, мир на самом деле, стоит не на трёх китах, а вовсе даже на трёх котах?

- Мяу – ответила Гриша.

***
А ещё идут дожди, Сена вздулась и плещется, слегка накатив на нижние набережные, и впервые запахло весной.

***
Васькино гришистое

ЭТЮД

Утром птицы орали о прилетающем дне, –
Развеселились шальные,
Слышно их было даже при закрытом окне
Через стекла двойные.

Я бы в утренней сонности
Ничего не заметил,
Если б не выкрики звонкие эти,

Глянул в окно –
Птицы носятся не за добычей,
Просто так, озорно,
По кустам и деревьям – сороки...
А на кресле в комнате –
Носом в стекло, не вертя головой –

... Кошки бывают
Так изумлённы и так круглооки!

8 декабря 2012

January 2023

S M T W T F S
1 234567
89101112 13 14
151617 1819 2021
222324252627 28
293031    

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 5th, 2025 04:17 am
Powered by Dreamwidth Studios