про деда - заяц навёл
Jan. 9th, 2005 06:06 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaОчень ранние детские воспоминания - дед с яростью вырывает из энциклопедии? портреты Сталина и топчет их ногами.
Дед, само собой, был революционный. Совсем мальчишкой подавлял кронштадтский мятеж. Попал на знаменитую фотографию - Ленин и Троцкий среди участников подавления... Фотографию в честь какого-то очередного юбилея напечатали в газете с тёмным пятном на месте Троцкого. А у нас дома она была в лучшем виде - Лев Давыдыч совсем недалеко от деда.
Прадед, дедов отец, тоже отличался революционностью. Он стоял на стрёме во время того самого великого съезда РСДРП, на котором Ленин размежевался с меньшевиками.
За эту важную деятельность прадеда с семьёй сослали из Тулы, где они тогда жили, в черту оседлости - в Одессу.
В начале 30-х дед был капитаном первого ранга и ведал ленинградскими торпедными катерами.
Посадили его в 37 вместе со всей военной академией. Я с детства помню рассказ о том, как один из его сослуживцев по академии на собственной свадьбе целовался с лошадью, и лошадь, которая, видимо, не одобряла пьянства, откусила ему нос.
Бабушке страшно повезло - когда деда посадили, они жили в казённой квартире, так что её не посадили, а просто вместе с двумя девчонками - мамой и тёткой - выгнали на улицу.
Насколько я понимаю, дед был весёлым бабником. Ещё до посадки они с бабушкой то сходились, то расходились, а когда он сел, его стали терпеливо ждать две женщины - бабушка и совсем молоденькая девочка - бывшая мамина няня.
Дед вышел совсем поздно, году в 57, я думаю. Сначала жил с бабушкой, только жить им было негде - в одной комнате с бабушкиной сестрой. Потом ушёл к Шуре, бывшей маминой няне. Комнату, которую он получил, когда вышел из лагеря (очень многие вышедшие получили какое-то жильё) , он отдал маминой сестре с мужем.
Ещё очень яркие ранние воспоминания - дед играет на баяне - баян такой сияющий коричневый с кнопочками - поёт песню "Раскинулось море широко".
Он называл себя бегемотом, а троих внучек - нас с сестрой и нашу кузину - крокодилами. Кстати, и вправду походил на бегемота - такой был упитанный, но не толстый, с мясистым носом и седым ёжиком.
Кормил нас мороженым и возмущался, что больше 200 грамм - никому из нас не съесть.
Ещё помню, как уже гораздо позже дед ревел. Мама ему спела под рояль "Облака". На эти вот переводы, которые 4 и 23, мы снимали летом дачу. Всегда дед давал деньги.
Из лагеря он, как и многие, вышел верным ленинцем. Ненавидил Сталина и прочих - исказивших.
Но к концу 60-х, кажется, сильно поумнел.
В 68, после вторжения в Чехословакию, дед стал рисовать карикатуры. Хотел куда-нибудь их послать. Мама на него накинулась с криком и смехом: "папа, тебе мало было?"
Когда он умер в 1970, среди его документов нашли бумагу - он просил написать на могиле только "здесь лежит Хаим, сын Израиля".
Мне до сих пор странно. Дед - интернационалист, революционер. Всю жизнь ему было совершенно наплевать на свои еврейские корни - а тут перед смертью почему-то к ним возвратился.
Уже после смерти деда мы летом ездили на Копанское озеро - бывшую военную базу, а потом охотничьи угодья ленинградских начальников. Это озеро недалеко от залива, за Сосновым Бором. Мама жила там с дедом и бабушкой в детстве.
И вот мы поехали. В закрытую, но толком не охраняемую зону, так что от автобуса мы легко прошли к озеру лесом, обойдя шлагбаум.
Темнело. Вдоль лесной дорожки, по которой мы шли, росли красные грибы. Много. Мы дошли до озера, поставили палатку, а утром проснулись на земляничнике. Сначала ни черта не поняли - сорвали одну ягодку, другую - земляники никогда не бывало много.
А потом - просидели в этом земляничнике до вечера.
Никогда - ни до, ни после - я не видела столько земляники.
Дед, само собой, был революционный. Совсем мальчишкой подавлял кронштадтский мятеж. Попал на знаменитую фотографию - Ленин и Троцкий среди участников подавления... Фотографию в честь какого-то очередного юбилея напечатали в газете с тёмным пятном на месте Троцкого. А у нас дома она была в лучшем виде - Лев Давыдыч совсем недалеко от деда.
Прадед, дедов отец, тоже отличался революционностью. Он стоял на стрёме во время того самого великого съезда РСДРП, на котором Ленин размежевался с меньшевиками.
За эту важную деятельность прадеда с семьёй сослали из Тулы, где они тогда жили, в черту оседлости - в Одессу.
В начале 30-х дед был капитаном первого ранга и ведал ленинградскими торпедными катерами.
Посадили его в 37 вместе со всей военной академией. Я с детства помню рассказ о том, как один из его сослуживцев по академии на собственной свадьбе целовался с лошадью, и лошадь, которая, видимо, не одобряла пьянства, откусила ему нос.
Бабушке страшно повезло - когда деда посадили, они жили в казённой квартире, так что её не посадили, а просто вместе с двумя девчонками - мамой и тёткой - выгнали на улицу.
Насколько я понимаю, дед был весёлым бабником. Ещё до посадки они с бабушкой то сходились, то расходились, а когда он сел, его стали терпеливо ждать две женщины - бабушка и совсем молоденькая девочка - бывшая мамина няня.
Дед вышел совсем поздно, году в 57, я думаю. Сначала жил с бабушкой, только жить им было негде - в одной комнате с бабушкиной сестрой. Потом ушёл к Шуре, бывшей маминой няне. Комнату, которую он получил, когда вышел из лагеря (очень многие вышедшие получили какое-то жильё) , он отдал маминой сестре с мужем.
Ещё очень яркие ранние воспоминания - дед играет на баяне - баян такой сияющий коричневый с кнопочками - поёт песню "Раскинулось море широко".
Он называл себя бегемотом, а троих внучек - нас с сестрой и нашу кузину - крокодилами. Кстати, и вправду походил на бегемота - такой был упитанный, но не толстый, с мясистым носом и седым ёжиком.
Кормил нас мороженым и возмущался, что больше 200 грамм - никому из нас не съесть.
Ещё помню, как уже гораздо позже дед ревел. Мама ему спела под рояль "Облака". На эти вот переводы, которые 4 и 23, мы снимали летом дачу. Всегда дед давал деньги.
Из лагеря он, как и многие, вышел верным ленинцем. Ненавидил Сталина и прочих - исказивших.
Но к концу 60-х, кажется, сильно поумнел.
В 68, после вторжения в Чехословакию, дед стал рисовать карикатуры. Хотел куда-нибудь их послать. Мама на него накинулась с криком и смехом: "папа, тебе мало было?"
Когда он умер в 1970, среди его документов нашли бумагу - он просил написать на могиле только "здесь лежит Хаим, сын Израиля".
Мне до сих пор странно. Дед - интернационалист, революционер. Всю жизнь ему было совершенно наплевать на свои еврейские корни - а тут перед смертью почему-то к ним возвратился.
Уже после смерти деда мы летом ездили на Копанское озеро - бывшую военную базу, а потом охотничьи угодья ленинградских начальников. Это озеро недалеко от залива, за Сосновым Бором. Мама жила там с дедом и бабушкой в детстве.
И вот мы поехали. В закрытую, но толком не охраняемую зону, так что от автобуса мы легко прошли к озеру лесом, обойдя шлагбаум.
Темнело. Вдоль лесной дорожки, по которой мы шли, росли красные грибы. Много. Мы дошли до озера, поставили палатку, а утром проснулись на земляничнике. Сначала ни черта не поняли - сорвали одну ягодку, другую - земляники никогда не бывало много.
А потом - просидели в этом земляничнике до вечера.
Никогда - ни до, ни после - я не видела столько земляники.
