(no subject)

Сбылась голубая мечта идиота – в воскресенье на пруду в Люксембургском саду я пускала кораблики.

Лионель, пригородный ребёнок, позавидовал – в детстве ему страшно этого хотелось, но вот ни разу не вышло, – небось, время пропустил.

Мама в первый приезд в Париж жадными глазами глядела на карусели – на лошадок, – как раз тогда, в конце восьмидесятых, появились карусели-ретро – лошадки в яблоках с развевающимися хвостами, а не какие-то там механические машинки, или космические корабли. Лошадки, кареты. Почему-то мы покатали её не сразу, наверно, неловко было.

А в Люксембургском саду одна из моих любимых маминых фотографий – на бортике круглого пруда, где пускают кораблики под разноцветными парусами.
Кораблики за два евро выдают с тележки возле пруда.

Меня всегда очень занимало, почему они обязательно приплывают к берегу, не застревают у фонтана посредине, не утыкаются в утиный домик. Утки к ним привыкли, плавают рядом. Иногда взбираются на бортик, разевают жёлтые толстые клювы, просят хлебушка. Как когда-то отважная утка, которая пришла к нам в палатку в кемпинге в Амстердаме. Она и Нюши не убоялась, вошла, открыла рот и заявила – а ну-ка, не отлынивайте. Васька уважительно протянул ей кусок багета, а Нюша у палатки плечами пожала – бывают же наглые птицы.

В Амстердаме Нюшин жизненный опыт обогатился. Во-первых, она пообщалась с бассетом, который прогуливался в блядском квартале с хозяйкой в полном блядском облачении – наверно, был у неё обеденный перерыв, а переодеваться не хотелось. Такой прекрасной тётеньки Нюша несомненно никогда больше не видела – и сапоги, и каблуки, и накладные ресницы, и титьки – всё в лучшем виде. А бассет славный был очень, да и хозяйка, если не считать блядского наряда, вполне мила. А потом Нюшу укусил хипповый бультерьер. И это было обидно. Он шёл навстречу на поводке, у хозяина было множество серёг – в носу, в ушах, а бультерьер вид имел смирный и вежливый, я даже успела Ваське указать, что вот ведь неплохой бультерьер, а он так предубеждён против их племени. Но тут, уже пройдя мимо, бультерьер обернулся и на ходу схватил Нюшу за жопу. Это было как-то глупо – у него был полный рот шерсти, Нюша завизжала, хотя, я думаю, до кожи зубы не дошли совсем через шерсть-то, но она была девочка впечатлительная. Весь вечер огорчалась. В аргентинском ресторане, где Васька кормился любимым стейком, она дрожала, поднимаясь по лестнице в зал на втором этаже.

Я бы, конечно, постеснялась пускать кораблики в одиночестве среди орды детей, но с Вождём краснокожих, Танькиным внуком Гошей – самое было то. Мы даже регату пару раз устроили, и мой кораблик победил. И Танька тоже позавидовала, и я ей уступила кораблик. Их толкаешь в зад деревянной палкой, и они бегут себе в волнах на поднятых парусах, а отличаешь свой кораблик от чужого по цвету парусов, и по буквам – кораблики из разных стран, Гоше достался финский, а мне марокканский. Я его выбрала за прекрасный зелёный парус, и только увидев MA осознала, что зелёный – это ж исламский цвет.
Очень задумчивое занятие – толкнёшь и следишь – то ли ждать на своём месте, чтоб вернулся, то ли бежать вокруг пруда. Мой кораблик попытался захватить польский десятилетний пират. Но я не далась.

А Вождь краснокожих так увлёкся процессом, что даже не строил козни – он такой был благонравный, пока кораблики пускал, ну, и ещё пока заглатывал «Трёх толстяков» - на ходу ему не давали, но на набережной у воды, в блинной, в метро – совершенно погружался.

Вообще-то у него непрерывно возникают идеи – к примеру, заключить кошку в вольер, закрыв решёткой комнатную дверь, или заманить её в кошколовку, поставив в котиный домик еду и воду, и окружив кровать картонками так, чтоб находящейся под ней кошке, оставался один выход – в домик.

Кончилось всё печально – он облил кошку водой, а заодно Васькину читалку и мой планшет (правда, к счастью, они были в чехлах). Тут я очень осерчала – из-за бедолаги Гришки – и Вождь краснокожих себя наказал – на пять минут поставил себя в угол.

Ещё он строит ракеты из картонок от бумажных полотенец, изводя немеряно скотча, флотилии бумажных корабликов, изводя А4, посмотрев в интернете, как делать японскую бумажную хрень, сотворил прыгучую лягушку, и часто ходит с картонным ящиком на голове – с прорезями для глаз.

Сегодня в лифте, когда Таня принялась грызть поводок, я ей сказала: «не веди себя, как Гоша»

Как обидно, что он не встретился с Васькой...

Вообще викенд у меня был – впадения в детство – в субботу у самого дома я шлёпнулась и разбила коленку, – лет в 10 коленки были всегда битые, а с тех пор, вроде, не случалось...

Так мы и не поняли, как это меня угораздило – шла с рюкзаком, в котором болтались две бутылки сидра, с охапищей тюльпанов с фермы, с мешком жратвы, разговаривала с Танькой, шедшей чуть сзади. Вроде даже и о кроссовочный шнурок, изрядно поеденный Таней, не спотыкалась – просто рраз – и на ровном месте. И рюкзак скатился, и одна бутылка разбилась – жааалко.

Я решила, что дело в том, что живу всё время в мареве, в параллельных жизнях, тут и совсем не тут – вот и шмякнулась об асфальт, который решил напомнить, что он твёрдый.

Проснулась сегодня в половине седьмого с мыслью – какая же глупость – «двум смертям не бывать...», и такое казавшееся даже и утешительным военное – «когда ты есть, смерти нет, а когда смерть, то тебя нет...». Неправда. Полная неправда.

Проглядываю, чтоб исправить последние ошибки, книжку, которую Альбир подготовил из моих записей, – натыкаюсь на первой странице – «а уж если случилось проснуться в тёмное время – остаётся только прислушаться к тёплому собачьему духу и причмокиванью, убедиться, что мои трое зверей на месте, сжаться, прижаться, окутаться сонным духом...»

Что ж, я 22 года знала и говорила, что все загадыванья желаний, пятилепестковые сирени – всё про одно – только бы, только бы только бы – тянулось «здесь и сейчас»... Жужжал весенний шмель, добрый жук...