![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Jun. 4th, 2013 11:15 amПросвеченным насквозь вечером мы ходили вчера на пруд с Таней (хочется написать с Катей – видимо, надо было её назвать Катя, или ТаняКатя – ведь вот Катю никто Нюшей не звал) и с Бегемотом.
Мы с Васькой этот ближайший к нам пруд звали кошкиным озером, потому что именно там мы нашли котёнком кошку по имени Кошка.
И на этом же пруду я провалилась под лёд, вылавливая Катю, погнавшуюся за нутрией в декабре.
Сейчас там острова жёлтых ирисов у берега, прозрачная после всех дождей водой.
Большущая поляна, огромные каштаны по её краю, в ресторанчике лет 15 назад, а то и все 20 жила здоровущая весёлая мохнатая овчарка – такой вот пруд, где всё вокруг большое.
Он от нас под горкой, и когда мы с Васькой ходили туда с мамой, она радовалась, что идти – вниз, а я ей говорила, – ха-ха, ежели вниз, то ведь будет и вверх.
Таня, как водится, огорчилась, что собаки не летают, как птицы – всякий бы расстроился, если б огромная серая цапля из-под носа вознеслась, ну, не под облака, но всё ж под кроны каштанов – потом вальяжно перелетела пруд и уселась на берегу перед зарослями рогоза.
Баклан качался на воде, а как только взмыл, сразу стал резным готическим.
Водяные курочки пищали тонкими голосами, а утки, как водится, садились на воду, как самолёты, – тормозили жёлтыми лапами по воде.
Лес «набитый под завязку птичьими голосами» со стволами, запятнёнными вечерним солнцем, заполненный твёрдым светом, видный мне из окна нашей спальни-кабинета, был, как ему и положено, не точкой на карте, а точкой опоры – у каждого собственная карта – на моей двор-колодец на Шестой линии встречается с Медонским лесом – вечером раннего лета в зарослях вероники и звездчатки.
Мы с Васькой этот ближайший к нам пруд звали кошкиным озером, потому что именно там мы нашли котёнком кошку по имени Кошка.
И на этом же пруду я провалилась под лёд, вылавливая Катю, погнавшуюся за нутрией в декабре.
Сейчас там острова жёлтых ирисов у берега, прозрачная после всех дождей водой.
Большущая поляна, огромные каштаны по её краю, в ресторанчике лет 15 назад, а то и все 20 жила здоровущая весёлая мохнатая овчарка – такой вот пруд, где всё вокруг большое.
Он от нас под горкой, и когда мы с Васькой ходили туда с мамой, она радовалась, что идти – вниз, а я ей говорила, – ха-ха, ежели вниз, то ведь будет и вверх.
Таня, как водится, огорчилась, что собаки не летают, как птицы – всякий бы расстроился, если б огромная серая цапля из-под носа вознеслась, ну, не под облака, но всё ж под кроны каштанов – потом вальяжно перелетела пруд и уселась на берегу перед зарослями рогоза.
Баклан качался на воде, а как только взмыл, сразу стал резным готическим.
Водяные курочки пищали тонкими голосами, а утки, как водится, садились на воду, как самолёты, – тормозили жёлтыми лапами по воде.
Лес «набитый под завязку птичьими голосами» со стволами, запятнёнными вечерним солнцем, заполненный твёрдым светом, видный мне из окна нашей спальни-кабинета, был, как ему и положено, не точкой на карте, а точкой опоры – у каждого собственная карта – на моей двор-колодец на Шестой линии встречается с Медонским лесом – вечером раннего лета в зарослях вероники и звездчатки.
