(no subject)

Сегодня в Париже в жаркий вечер в садике у Saint Julien le Pauvre напротив Нотр Дам вдруг накатила волна запаха. "Липы" - сказала Машка. - "Ну, какие же липы" - ответила я.

И тут мы обе увидели табаки на клумбе. Давным-давно мы с ними не встречались, как-то редко их теперь сажают...

***
В лилово-белом ртутном свете,
Прозрачнее чем мотыльки,
Качаются в газонах эти
Немыслимые табаки.

В ночи июльской, терпкой, спелой
Их юбки – острою звездой –
Смешались с лёгким платьем, с телом,
С порывом ветра, с резедой...

И рядом с женщиной случайной
На эскалаторе ночном
Ноздрями тронешь запах тайны,
Которой не заметишь днём.

1999 г.

На байдарке

Тихое подвижное море. Берега шагают в него огромными слоновьими ногами. Это если глядеть издали, или с высоты. А если подплыть, то увидишь, что между этих усталых сероскальных в редких колючих кустах древних лап – арки, гроты – там в глубине урчит и плещет.

С высоченной скалы в море хлопается водопад. В маске с ластами, в своём бронебойном защитном костюме я под него подплыла, стянула маску, подставила нос под холодную воду.

По сравнению с этими слоновьими ногами берегов бретонские среднего роста сосны высоко под самым небом кажутся малявками.

Да и кто такие обычные слоны в сравнении с этими каменными вечными. Один скромный цирковой слон лет двадцать назад стоял на главной площади Крозона, городка, возле которого мы в Бретани всегда живём. Слона обступила толпа, но никто не мог порадовать его законной слоновьей булкой, потому что была середина дня, в булочной перерыв, не время. Так что слон водил хоботом из стороны в сторону без всякого результата, если не считать знакомства с собакой Нюшей, с которой хобот обнюхался. «Я хобот» – «А я Нюша, человек». Слона-то Нюша и не приметила, он за хобот спрятался.

В сияющей прозрачной переливающейся воде ходят солнечные зайчики по мидиям, облепившим камни.

Так я и не уговорила Ваську сесть в морскую байдарку, его смущала неизбежность мокрой жопы. В морской байдарке через дырку в дне приходит и уходит вода – туда-сюда.

Машка сказала: «Вот бы маму сюда. Она так байдарку любила.»

Только вёсла плещут, да чайки кричат. Да баклан, вытянув шею, пролетел совсем низко.

Колышется зелёная вода. Выскочит на секунду рыбья спина. Мелькнёт. И душу свою такой вот серебристой рыбой держишь в руках.  Она бьётся в этой вечности.

Жили были вечно... недосказали, недолюбили, не до жили-были

Жили были вечно. И вдруг...

И как только вода помещается в море между берегов ?

И недоумеваешь – где, куда... Протяжённые бесконечные длинные летние дни – где они...

И по пути в Париж цветут зелёным цветом каштаны в подступающих к дороге лесах.

Поет Брассанс с диска, таким живым и тёплым голосом. Открываю на киндле Трифонова. Читаю как ездили в троллейбусе в дачный посёлок на берегу реки. До круга.

Аууууу...