![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Mar. 1st, 2017 12:19 amПод серым скучным небесным покрывалом последнего дня февраля рассыпались крокусы по газону, да и нарциссы по траве. Стёртые монеты.
Двадцать лет назад – вчера, а через двадцать лет – ой, не ходи в комнату Синей бороды, не заглядывай, куда не просят.
Впрочем, заглядывай – не заглядывай...
Мой московский дядя когда я в школе ещё училась, мне рассказал историю: про ребе, к которому пришла девица накануне свадьбы с важным вопросом, – ложиться ли ей с мужем в рубашке, али без рубашки. И почти одновременно с ней зашёл молодой человек за каким-то финансовым советом – как ему деньги получше вложить.
И ребе ответил: в рубашке, или без рубашки, но вас всё равно выебут – и к вам, молодой человек, это тоже относится.
Так что – думай-не думай.
Не могу понять, что за деревья в парке за автобусным окном за ночь покрылись жёлтым цветочным цыплячьим пухом.
Вчера после целого дня сплошных занятий я шла по улице в том коконе усталости, когда очень тяжело сменить деятельность – нога за ногой идут полчаса, идут 40 минут – потом всё-таки я взгромоздилась в автобус – а можно, кстати, посмотреть по GPS сколько до дому пешком… Может, и пришла бы к ночи.
Семидесятые я прожила в Союзе и в восьмидесятые на Западе я в темпе проживала прочитанное ещё в школе. Восьмидесятые и шестидесятые проросли друг в друга, перемешались.
На газоне нарциссы – этого года, умерли прошлогодние, никому из них мы не даём личных имён – нарцисс Никодим, нарциссия Настя. Зовём обобщённо – нарциссы.
Человечество переживает смерти – поимённые...
Засохший цветок в гербарии – память какого-то там давнего лета.
А историк, или филолог протирает «очки-велосипед», вытаскивает не свет кого-нибудь, кто на бессмертие и не надеялся.
Огромная ёлка тянет ветки из мимоидущего сада.
А можно подышать на стекло, потом протереть. Вот лошадка мокнет под дождём на балконе, вот пирожные с клубникой сияют в окне булочной.
Лет 20 назад, или там 15, я часто видела в автобусе высокого худого бородатого совсем седого мужика с яркими глазами – из совсем своих – с первого взгляда, из тех, про которых удивительно, что не говоришь здрасти, потому что незнакомы.
Он работал в биологическом институте, – на пути автобуса, на котором я тогда имела обыкновение ездить. Потом мужик пропал – на пенсию вышел – так я решила.
Видишь незнакомых людей стоп-кадром – в кафе, в автобусе, на улице – а что с ними, когда исчезают с глаз, есть ли они?
«Театрального капора пеной». Руку опустишь в горный ручей, бьётся о ладонь вода.
Сначала осознаёшь, что родители, казавшиеся по долгу службы, по положению, взрослыми, – были вчера-когда начиналась наша с Васькой жизнь-почти 30 лет назад – моложе меня сейчас. Как это вообще может быть? Дети ведь не бывают старше родителей. А потом понимаешь, что почти все родные и любимые литературные герои моложе меня. Ну, вот только старый Джолион на двадцать с лишним лет старше.
Сегодня вечером в уплывающем свете, в катящейся жизни, – мимо овощного прилавка с грудами разноцветных яблок, мимо двух столиков на углу, на которых стояли пустые кофейные чашки, а люди выпили кофе и уже ушли, – и последние несколько метров до остановки возле церкви – прыжками наперегонки с подкатывающим автобусом.
Двадцать лет назад – вчера, а через двадцать лет – ой, не ходи в комнату Синей бороды, не заглядывай, куда не просят.
Впрочем, заглядывай – не заглядывай...
Мой московский дядя когда я в школе ещё училась, мне рассказал историю: про ребе, к которому пришла девица накануне свадьбы с важным вопросом, – ложиться ли ей с мужем в рубашке, али без рубашки. И почти одновременно с ней зашёл молодой человек за каким-то финансовым советом – как ему деньги получше вложить.
И ребе ответил: в рубашке, или без рубашки, но вас всё равно выебут – и к вам, молодой человек, это тоже относится.
Так что – думай-не думай.
Не могу понять, что за деревья в парке за автобусным окном за ночь покрылись жёлтым цветочным цыплячьим пухом.
Вчера после целого дня сплошных занятий я шла по улице в том коконе усталости, когда очень тяжело сменить деятельность – нога за ногой идут полчаса, идут 40 минут – потом всё-таки я взгромоздилась в автобус – а можно, кстати, посмотреть по GPS сколько до дому пешком… Может, и пришла бы к ночи.
Семидесятые я прожила в Союзе и в восьмидесятые на Западе я в темпе проживала прочитанное ещё в школе. Восьмидесятые и шестидесятые проросли друг в друга, перемешались.
На газоне нарциссы – этого года, умерли прошлогодние, никому из них мы не даём личных имён – нарцисс Никодим, нарциссия Настя. Зовём обобщённо – нарциссы.
Человечество переживает смерти – поимённые...
Засохший цветок в гербарии – память какого-то там давнего лета.
А историк, или филолог протирает «очки-велосипед», вытаскивает не свет кого-нибудь, кто на бессмертие и не надеялся.
Огромная ёлка тянет ветки из мимоидущего сада.
А можно подышать на стекло, потом протереть. Вот лошадка мокнет под дождём на балконе, вот пирожные с клубникой сияют в окне булочной.
Лет 20 назад, или там 15, я часто видела в автобусе высокого худого бородатого совсем седого мужика с яркими глазами – из совсем своих – с первого взгляда, из тех, про которых удивительно, что не говоришь здрасти, потому что незнакомы.
Он работал в биологическом институте, – на пути автобуса, на котором я тогда имела обыкновение ездить. Потом мужик пропал – на пенсию вышел – так я решила.
Видишь незнакомых людей стоп-кадром – в кафе, в автобусе, на улице – а что с ними, когда исчезают с глаз, есть ли они?
«Театрального капора пеной». Руку опустишь в горный ручей, бьётся о ладонь вода.
Сначала осознаёшь, что родители, казавшиеся по долгу службы, по положению, взрослыми, – были вчера-когда начиналась наша с Васькой жизнь-почти 30 лет назад – моложе меня сейчас. Как это вообще может быть? Дети ведь не бывают старше родителей. А потом понимаешь, что почти все родные и любимые литературные герои моложе меня. Ну, вот только старый Джолион на двадцать с лишним лет старше.
Сегодня вечером в уплывающем свете, в катящейся жизни, – мимо овощного прилавка с грудами разноцветных яблок, мимо двух столиков на углу, на которых стояли пустые кофейные чашки, а люди выпили кофе и уже ушли, – и последние несколько метров до остановки возле церкви – прыжками наперегонки с подкатывающим автобусом.
