![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Oct. 10th, 2017 11:40 amДа – сказал мне Эллиот – конечно, и в будущем семестре я хочу какой-нибудь курс – я ж со студентами вожусь, чтоб оставаться живым.
Эллиоту, по его словам, уже 170 лет. Один из моих «пенсионеров». Египетский еврей, из тех, кого когда-то Насер выгнал из страны. Эллиоту было 17, когда семейство вынуждено было уехать из Каира. Добрались до Америки. Он учился в Брауне. Потом перебрался во Францию – всегда был франкофоном и франкофилом. Работал в American University of Paris, потом ушёл на подготовительные курсы (те, что заменяют первые два курса и готовят к конкурсу в высшие школы, начинающиеся с третьего курса). У нас он занимается матанализом со второкурсниками. С группой, которую мы учим по-английски. И со мной он почему-то по-английски говорит, хоть утверждает, что родной язык у него французский.
Увы, у нас с государственной службы на пенсию гонят – профессору обычно удаётся доработать до 69, но если доцент – в 65 приходится уходить. И если школьный учитель, или преподаватель на подготовительных курсах, так тоже в 65.
И в преддверье неизбежной пенсии ребята-предпенсионеры рассылают резюме по частным инженерным школам.
У меня таких пятеро, – кто откуда – и все как на подбор. Мне народ уж советует разослать по университетам и подготовительным курсам объявление: «Вас гонят на пенсию? Спешите к нам!»
В июле я получила резюме от человека, всю жизнь проработавшего в университете Paris 13, – длинное резюме с огромным списком публикаций. Начиналась история жизни с окончания школы – в 66-ом году.
В нашу первую встречу Даниэль – поджарый стремительный загорелый – очень волновался, что летом, не исключено, что ему не удастся каждый день выходить в интернет, потому как он отправляется в высокие горы. Потом я спросила у него, альпинизмом ли он занимается.
– Нет, это мне страшновато, никогда не лазал по-настоящему – просто горными лыжами. Горные лыжи в Альпах в июле – мда – очевидным образом ни дня без лыж, уж по крайней мере, ни месяца.
Жорж – пенсионер с подготовительных курсов – в прошлом году ездил на работу на велосипеде, а в этом перешёл на самокат, видимо, чтоб быть ближе к студентам, они это любят. А тут встречаю его пару дней назад – в каске, седая борода всклокочена, а подмышкой доска – сменил ещё раз средство передвижения – ездит теперь на работу на доске.
Патрик в апреле во время предвыборной кампании едва не подрался со своим ровесником. Он в 15-ом районе на рынке агитировал за Макрона, а рядом с ним социалист за Амона агитировал.
– Я думал, что мы подерёмся, но разошлись мирно. Он меня оскорбил. – Патрик помолчал, вздохнул – ну, впрочем, я его тоже. Моего возраста человек.
Патрику 69. Я живо себе представила восторг студентов, если б красавцы подрались, – может быть, их бы забрали в полицию, а у студентов отменили бы занятия, потому что препод в полиции за драку.
Студентов в этом году столько, что и на первом, и на втором курсе лекции идут в два потока, в каждом около ста пятидесяти человек. В каждом потоке четыре группы. И ещё программа по-английски отдельная, и в ней тоже две группы.
Так что новых преподов полно.
Марку лет 45. Мирно работал в какой-то небольшой компании финансовым директором. Его фирма поставляла всякое-якое Церну. А потом надоело всё. Сдал учительский экзамен и пошёл в лицей преподавать.
Летом пришла ко мне знакомиться Амина – жарища стояла страшная – очень смуглая тётка лет пятидесяти в белых-белых широких штанах и белой-белой кофте – вся эта одежда развевалась на ветру от вентилятора. Я предложила ей кофе, она отказалась, и я решила, что, небось, соблюдает Рамадан, который в этом году как назло выпал на адову жару и светлый месяц июнь. Когда Амина пришла ко мне осенью, и я опять предложила ей кофе, она опять отказалась: «Я кофе не пью».
Амина из Алжира. Во Францию приехала в аспирантуру. После защиты работала в промышленности, потом на два года съездила в Саудовскую Аравию, откуда вернулась во Францию.
Когда недавно мы с ней пошли вместе ланчевать, я её про Саудовскую Аравию расспросила – ну, как не поинтересоваться. Поехала она туда, конечно же, за длинным рублём, – там большая компания таких – канадцы, американцы, европейцев меньше.
О своей жизни в Саудовской Аравии она книжку написала. Надо будет электронную версию купить. Говорит, что выдержала два года. Первый год работала в исламском университете. Она приняла их предложение, не обратив особого внимания на слово «исламский», решив, что, небось, все там исламские. А оказалось, что надо было обратить.
Девочек во всех тамошних универах учат тётеньки, а мальчиков дяденьки. Корпуса отдельные. Но директор женской бани всё равно дяденька – и у него домик с отдельным входом.
У входа вахтёр, назначение его – следить, чтоб тётеньки входили, закрыв лицо. Как многие мои знакомые из Северной Африки, закрыть лицо Амина просто не в состоянии, ей это абсолютно невыносимо – ощущение такое, что там где женщина, не происходящая из мусульман, может решить – «чёрт с ними, у них идиотские правила, но накину на морду платок, чтоб пройти в дверь, не связываясь», мусульманка по происхождению часто будет рисковать, но стоять на своём – ни-за-что! Так что Амина каждое утро скандалила с вахтёром.
А вот девчонки её любили. Она начала с того, что сказала им: «Я вам буду преподавать математику, а не математику для слаборазвитых стран».
Через год она сообщила начальству, что готова работать дальше при двух условиях – что уберут вахтёра и повысят зарплату. Естественно, ей отказали.
Она нашла работу в столичном частном университете (первый был провинциальный). Там учились принцессы. С ними особо хороших отношений не возникло – девочки собирались в Америку и желали, чтоб отметки у них были А+. Она не согласилась.
Через год Амина оттуда уволилась. Несмотря на весёлую интернациональную компанию, всё-таки жить в Саудовской Аравии было очень муторно. По улицам Амина ходила с платочком на плечах, чтоб, завидев полицейского, успеть с плеч его перекинуть на голову – всё ж тут она не залупалась. Ну, и вообще женщина без мужика (брата, мужа, отца) в присутственном месте добиться не может ничего, будь она хоть сто раз иностранкой.
Даниэль, Амина и Патрик на двух потоках учат первокурсников алгебре. Днём все заняты – лекции, занятия, туда-сюда, так что часто наши общие обсуждения про то, как и чему учить, вечером случаются – с кем по телефону, с кем письменно. Иногда в письмах внесколькиром о чём-нибудь долго болтаем.
Вчера мы довольно увлечённо письменно разговаривали про грядущий экзамен, и про втискиванье новой главы в программу. Я последнее письмо отослала в полдвенадцатого, пожелав всем доброго вечера, хотя сколько там того вечера оставалось. В полночь я отсосалась от компа. Утром включаю – письмо от Даниэля, отосланное в полпервого, – всем желает уже «спокойной ночи», и письмо от Патрика, – «я вчера не принимал участия в ночной беседе, потому как ложусь рано, так что ваши соображения только сегодня утром прочёл, но зато встаю я тоже рано, так что вот вам мои». Письмо отослано в половине седьмого утра.
А ведь как-то же жили в доинтернетные времена... Забывается уже как...
Эллиоту, по его словам, уже 170 лет. Один из моих «пенсионеров». Египетский еврей, из тех, кого когда-то Насер выгнал из страны. Эллиоту было 17, когда семейство вынуждено было уехать из Каира. Добрались до Америки. Он учился в Брауне. Потом перебрался во Францию – всегда был франкофоном и франкофилом. Работал в American University of Paris, потом ушёл на подготовительные курсы (те, что заменяют первые два курса и готовят к конкурсу в высшие школы, начинающиеся с третьего курса). У нас он занимается матанализом со второкурсниками. С группой, которую мы учим по-английски. И со мной он почему-то по-английски говорит, хоть утверждает, что родной язык у него французский.
Увы, у нас с государственной службы на пенсию гонят – профессору обычно удаётся доработать до 69, но если доцент – в 65 приходится уходить. И если школьный учитель, или преподаватель на подготовительных курсах, так тоже в 65.
И в преддверье неизбежной пенсии ребята-предпенсионеры рассылают резюме по частным инженерным школам.
У меня таких пятеро, – кто откуда – и все как на подбор. Мне народ уж советует разослать по университетам и подготовительным курсам объявление: «Вас гонят на пенсию? Спешите к нам!»
В июле я получила резюме от человека, всю жизнь проработавшего в университете Paris 13, – длинное резюме с огромным списком публикаций. Начиналась история жизни с окончания школы – в 66-ом году.
В нашу первую встречу Даниэль – поджарый стремительный загорелый – очень волновался, что летом, не исключено, что ему не удастся каждый день выходить в интернет, потому как он отправляется в высокие горы. Потом я спросила у него, альпинизмом ли он занимается.
– Нет, это мне страшновато, никогда не лазал по-настоящему – просто горными лыжами. Горные лыжи в Альпах в июле – мда – очевидным образом ни дня без лыж, уж по крайней мере, ни месяца.
Жорж – пенсионер с подготовительных курсов – в прошлом году ездил на работу на велосипеде, а в этом перешёл на самокат, видимо, чтоб быть ближе к студентам, они это любят. А тут встречаю его пару дней назад – в каске, седая борода всклокочена, а подмышкой доска – сменил ещё раз средство передвижения – ездит теперь на работу на доске.
Патрик в апреле во время предвыборной кампании едва не подрался со своим ровесником. Он в 15-ом районе на рынке агитировал за Макрона, а рядом с ним социалист за Амона агитировал.
– Я думал, что мы подерёмся, но разошлись мирно. Он меня оскорбил. – Патрик помолчал, вздохнул – ну, впрочем, я его тоже. Моего возраста человек.
Патрику 69. Я живо себе представила восторг студентов, если б красавцы подрались, – может быть, их бы забрали в полицию, а у студентов отменили бы занятия, потому что препод в полиции за драку.
Студентов в этом году столько, что и на первом, и на втором курсе лекции идут в два потока, в каждом около ста пятидесяти человек. В каждом потоке четыре группы. И ещё программа по-английски отдельная, и в ней тоже две группы.
Так что новых преподов полно.
Марку лет 45. Мирно работал в какой-то небольшой компании финансовым директором. Его фирма поставляла всякое-якое Церну. А потом надоело всё. Сдал учительский экзамен и пошёл в лицей преподавать.
Летом пришла ко мне знакомиться Амина – жарища стояла страшная – очень смуглая тётка лет пятидесяти в белых-белых широких штанах и белой-белой кофте – вся эта одежда развевалась на ветру от вентилятора. Я предложила ей кофе, она отказалась, и я решила, что, небось, соблюдает Рамадан, который в этом году как назло выпал на адову жару и светлый месяц июнь. Когда Амина пришла ко мне осенью, и я опять предложила ей кофе, она опять отказалась: «Я кофе не пью».
Амина из Алжира. Во Францию приехала в аспирантуру. После защиты работала в промышленности, потом на два года съездила в Саудовскую Аравию, откуда вернулась во Францию.
Когда недавно мы с ней пошли вместе ланчевать, я её про Саудовскую Аравию расспросила – ну, как не поинтересоваться. Поехала она туда, конечно же, за длинным рублём, – там большая компания таких – канадцы, американцы, европейцев меньше.
О своей жизни в Саудовской Аравии она книжку написала. Надо будет электронную версию купить. Говорит, что выдержала два года. Первый год работала в исламском университете. Она приняла их предложение, не обратив особого внимания на слово «исламский», решив, что, небось, все там исламские. А оказалось, что надо было обратить.
Девочек во всех тамошних универах учат тётеньки, а мальчиков дяденьки. Корпуса отдельные. Но директор женской бани всё равно дяденька – и у него домик с отдельным входом.
У входа вахтёр, назначение его – следить, чтоб тётеньки входили, закрыв лицо. Как многие мои знакомые из Северной Африки, закрыть лицо Амина просто не в состоянии, ей это абсолютно невыносимо – ощущение такое, что там где женщина, не происходящая из мусульман, может решить – «чёрт с ними, у них идиотские правила, но накину на морду платок, чтоб пройти в дверь, не связываясь», мусульманка по происхождению часто будет рисковать, но стоять на своём – ни-за-что! Так что Амина каждое утро скандалила с вахтёром.
А вот девчонки её любили. Она начала с того, что сказала им: «Я вам буду преподавать математику, а не математику для слаборазвитых стран».
Через год она сообщила начальству, что готова работать дальше при двух условиях – что уберут вахтёра и повысят зарплату. Естественно, ей отказали.
Она нашла работу в столичном частном университете (первый был провинциальный). Там учились принцессы. С ними особо хороших отношений не возникло – девочки собирались в Америку и желали, чтоб отметки у них были А+. Она не согласилась.
Через год Амина оттуда уволилась. Несмотря на весёлую интернациональную компанию, всё-таки жить в Саудовской Аравии было очень муторно. По улицам Амина ходила с платочком на плечах, чтоб, завидев полицейского, успеть с плеч его перекинуть на голову – всё ж тут она не залупалась. Ну, и вообще женщина без мужика (брата, мужа, отца) в присутственном месте добиться не может ничего, будь она хоть сто раз иностранкой.
Даниэль, Амина и Патрик на двух потоках учат первокурсников алгебре. Днём все заняты – лекции, занятия, туда-сюда, так что часто наши общие обсуждения про то, как и чему учить, вечером случаются – с кем по телефону, с кем письменно. Иногда в письмах внесколькиром о чём-нибудь долго болтаем.
Вчера мы довольно увлечённо письменно разговаривали про грядущий экзамен, и про втискиванье новой главы в программу. Я последнее письмо отослала в полдвенадцатого, пожелав всем доброго вечера, хотя сколько там того вечера оставалось. В полночь я отсосалась от компа. Утром включаю – письмо от Даниэля, отосланное в полпервого, – всем желает уже «спокойной ночи», и письмо от Патрика, – «я вчера не принимал участия в ночной беседе, потому как ложусь рано, так что ваши соображения только сегодня утром прочёл, но зато встаю я тоже рано, так что вот вам мои». Письмо отослано в половине седьмого утра.
А ведь как-то же жили в доинтернетные времена... Забывается уже как...
