(no subject)
May. 16th, 2019 11:21 pmКаждый год привычным вдрУгом – раннее лето – трёшь глаза – вишенные лепестки невесомо громоздились на асфальте – и вот же – черешня на прилавках, шарик тополиного пух соткался из воздуха и залетел зачем-то в метро... И длятся светлые вечера, выматывая душу ожиданием – вышел из лесу, из-под тёмных ёлок на поляну, а там и дворец хрустальный – с добрым чудищем-хозяином.
Я шла к Триумфальной арке по улице Великой армии, мимо кафе, где жил когда-то мой знакомый белый голден. Сразу за кафе магазин мотоциклов – я остановилась на минуту – мне нужен был банкомат, и я огляделась в поисках окошечка – к ладони притронулся мокрый нос – рыжий голден, видимо, из мотоциклетного магазина глядел на меня, будто мы с ним сто лет знакомы.
В Париже, больше нигде, когда я смотрю на уличные столики, на людей, на просвеченные косым вечерним светом бокалы, кружки – прокрадывается на мягких лапах – уличный столик, бокал в руках, разговор – зависаешь в этом пространстве, на нейтральной полосе – между прошлым и будущим, между работой и домом, в этом странном воздушном огромном шаре – не слышны слова – шевелятся губы...
Когда ехала домой, из окна, там где поезд давно уже выскочил из подземелья, – солнце высветило петушка со шпиля пригородной церкви. Петушок с Нотр Дам спасся – упал с горящего шпиля на правильную сторону. В петушке реликвия – кусочек святой Женевьевы (может быть, нос? Чего покрупней в петушка не поместится), и оказывается, меньше ста лет назад парижский архиепископ решил, что нечего петушку зря прохлаждаться, пусть реликвию хранит.
Волшебный фонарь, тени на стене, кричит электричка, и песок скрипит под ногами...
Что ж, и у меня есть реликвии – клок Катиной шерсти болтается в ящике, Васькина щётка среди прочих расчёсок в ванной.
Как так может быть, что мы помним не всё, перелистывая дни, шурша бумагой?
Добрая тётенька в грязно-белом фартуке налила кваса нам на две копейки – трёх у нас не было в тот день – а сколько ж этих нас, скачущих в классики на одной ножке, или через скакалку?
Запах мокрой земли, запах прибитой пыли...
Так вот и скачешь на одной ножке через все свои вины и не-до...
Руку протянуть, носом ткнуться...
Я шла к Триумфальной арке по улице Великой армии, мимо кафе, где жил когда-то мой знакомый белый голден. Сразу за кафе магазин мотоциклов – я остановилась на минуту – мне нужен был банкомат, и я огляделась в поисках окошечка – к ладони притронулся мокрый нос – рыжий голден, видимо, из мотоциклетного магазина глядел на меня, будто мы с ним сто лет знакомы.
В Париже, больше нигде, когда я смотрю на уличные столики, на людей, на просвеченные косым вечерним светом бокалы, кружки – прокрадывается на мягких лапах – уличный столик, бокал в руках, разговор – зависаешь в этом пространстве, на нейтральной полосе – между прошлым и будущим, между работой и домом, в этом странном воздушном огромном шаре – не слышны слова – шевелятся губы...
Когда ехала домой, из окна, там где поезд давно уже выскочил из подземелья, – солнце высветило петушка со шпиля пригородной церкви. Петушок с Нотр Дам спасся – упал с горящего шпиля на правильную сторону. В петушке реликвия – кусочек святой Женевьевы (может быть, нос? Чего покрупней в петушка не поместится), и оказывается, меньше ста лет назад парижский архиепископ решил, что нечего петушку зря прохлаждаться, пусть реликвию хранит.
Волшебный фонарь, тени на стене, кричит электричка, и песок скрипит под ногами...
Что ж, и у меня есть реликвии – клок Катиной шерсти болтается в ящике, Васькина щётка среди прочих расчёсок в ванной.
Как так может быть, что мы помним не всё, перелистывая дни, шурша бумагой?
Добрая тётенька в грязно-белом фартуке налила кваса нам на две копейки – трёх у нас не было в тот день – а сколько ж этих нас, скачущих в классики на одной ножке, или через скакалку?
Запах мокрой земли, запах прибитой пыли...
Так вот и скачешь на одной ножке через все свои вины и не-до...
Руку протянуть, носом ткнуться...