(no subject)
Jun. 28th, 2020 04:13 pmНад садом пролетела мелкая белая цапля. Никакое не событие. И вчера пролетела и вот сейчас, сию минуту. Вроде и белая цапля – морская птица, но нет в её полёте чайковости – летит совсем как сухопутная цапля.
А чайки – в их полёте волна видна. И какая же белизна на фоне чёрных туч – белой цапле этой морской выбеленной белизны, в которой обломки кораблекрушений, не достичь ни за что.
Лиса, которую только Сенька успел увидеть, приходила на коровье поле, когда коровы уже ушли спать в светлой начинающейся ночи. Впрочем, возможно с ней встретилась взглядом Гриша – очень уж она была возбуждена и напугана, когда мы вернулись вечером домой. А может, всего лишь с соседской кошкой, просочившейся под наш забор, повстречалась Гриша.
Мне-то повезло всего лишь глянуть в изрытых в хлам дюнах на крольчищу размером с зайчищу. У Тани, солидной собаки семи с половиной лет от роду, крышу щенячески снесло в этих дюнах, – брала след, неслась, только и орали, и свистали мы: Таня, Таня...
А часть нор огромные – казалось, и лисам не нужны такие норы – прям для волков норы! Может, это были дюны, где обедающие живут вместе с обедуемыми? Но почему обедуемые не переехали?
Никто не ближе к вечности, чем собаки в их короткой вместительной собачьей жизни. Вот и несётся собака за мячиком, за палкой по отливному песчаному пляжу. Где скачут блохами мелкие креветочные, где зарываются в песок крабики.
Впрочем, и пляж, где этим июнем особенно гигантские приливы – почти 7 метров – шутка ли – и он про вечность. И нежный коровий мык. И даже съезжающий вниз на доске с волны, как со снежной горки на ногах, не падая, – и он по касательной её трогает.
Ну, а ещё – зайти в воду и глядеть, как крадутся волны, как поднимаются их спины, и как кричат они, обваливаясь на дно, и шипят, докатившись до берега.
А чайки – в их полёте волна видна. И какая же белизна на фоне чёрных туч – белой цапле этой морской выбеленной белизны, в которой обломки кораблекрушений, не достичь ни за что.
Лиса, которую только Сенька успел увидеть, приходила на коровье поле, когда коровы уже ушли спать в светлой начинающейся ночи. Впрочем, возможно с ней встретилась взглядом Гриша – очень уж она была возбуждена и напугана, когда мы вернулись вечером домой. А может, всего лишь с соседской кошкой, просочившейся под наш забор, повстречалась Гриша.
Мне-то повезло всего лишь глянуть в изрытых в хлам дюнах на крольчищу размером с зайчищу. У Тани, солидной собаки семи с половиной лет от роду, крышу щенячески снесло в этих дюнах, – брала след, неслась, только и орали, и свистали мы: Таня, Таня...
А часть нор огромные – казалось, и лисам не нужны такие норы – прям для волков норы! Может, это были дюны, где обедающие живут вместе с обедуемыми? Но почему обедуемые не переехали?
Никто не ближе к вечности, чем собаки в их короткой вместительной собачьей жизни. Вот и несётся собака за мячиком, за палкой по отливному песчаному пляжу. Где скачут блохами мелкие креветочные, где зарываются в песок крабики.
Впрочем, и пляж, где этим июнем особенно гигантские приливы – почти 7 метров – шутка ли – и он про вечность. И нежный коровий мык. И даже съезжающий вниз на доске с волны, как со снежной горки на ногах, не падая, – и он по касательной её трогает.
Ну, а ещё – зайти в воду и глядеть, как крадутся волны, как поднимаются их спины, и как кричат они, обваливаясь на дно, и шипят, докатившись до берега.