(no subject)

Бабушка наша Бабаня совершенно забыла идиш. Наверно, в её детстве они дома на нём говорили – впрочем, что мы знали о её детстве – только, что в местечке Колышки под Витебском наш строгий прадед качался в синагоге как положено, а прабабка детям на Пейсах втайне от него выдавала хлеб. Мне, впрочем, кажется, что из религиозных запретов – несколько пасхальных дней не есть хлеба – из наименее зловредных.

Так или иначе, в нашем детстве от идиша у Бабани остался тохес, мишугене, азохен вэй и мой любимый Агицын паровоз.

Какая-то тётенька по имени Агица – и у неё аж целый паровоз был – с красными огромными колёсами и, конечно же, с устрашающим пронзительным свистком.

Несколько лет назад Бегемот меня страшно разочаровал, сообщив мне, что агицын паровоз – это агиц ин паровоз – жара в паровозе – всего-то. И никакой Агицы – паровозовладелицы. У меня, конечно, тоже не было паровоза, и знакомых паровозов было немного – один возил нас на дачу – доезжали на электричке до Ораниенбаума – оттуда в маленьком привязанном к паровозу зелёном вагончике, на площадке, свесив ноги, – всего-то было вагончиков штук пять, – до станции Большая Ижора, где мы жили одно лето. Или ещё в совсем смутном в 4 года детстве – медленно поворачиваются алые колёса, клубы дыма, чёрный паровоз – едем на дачу в Колосково. Ну, и само собой, тот, что на Финляндском вокзале, который Ленина в Разлив отвёз.

Альбир сказал, что у них паровоз был попросту Гицын – то есть моя тётя Агица в Одессе потеряла первую букву А. Но и у Альбира Гица была тётенька, а не всего лишь жара в паровозе.

Агицын паровоз – жара в паровозе – подумаешь, big deal – плюнуть и растереть – и дальше идти… В лес – без интернета, без новостей…