(no subject)
Oct. 18th, 2019 11:46 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaУ собаки Тани, как часто бывает у рыжих и блондинов, очень бело-розовая нежная кожица. И вечно у неё на этой коже какие-нибудь препротивные язвы, воспаления...
Единственное, что от них спасает, против всех обычных правил, – это солёная морская вода. В принципе-то собак полагается опреснять после морских купаний, к примеру, из шланга в саду, и я с Таней так и поступала очень короткое время, пока не заметила, что именно после морских купаний она никогда не чешется, мало того, если после моря кидается оземь в саду под очень удобный куст, возросший на сероватом песке, и этот пескок остервенело разрывает, и потом плюхается в яму, то смотреть на неё первые полчаса после такого удовольствия страшно, потом-то всё ссыпается, и она делается почти белой, – но никаких расчёсов и язв, – всё хорошо.
В результате таких наблюдений, после приезда с моря, собака так и не ходила стричься-бриться. Ни к тётеньке по фамилии Велозо, что означает по-португальски волосатая, стригущей собак на дому, ни даже к любимому Васькой в детстве парикмахеру-боксёру из Дуровского уголка – «парикмахер Елисей, стрижка-брижка и завивка волосей». И пока – никаких язв, держится на коже память о море.
Но сегодня, поглядев на неё, я сказала: «Бабушка-бабушка, почему у тебя такие большие уши, тётя Таня, почему у тебя такие лохматые глаза?» – и сразу поняла, что выбора нет – придётся вести к Мадам Велозо – уже, наверно, белый свет собаке видится в шерстяных полосках.
***
Мы скользим в осень, шурша по пёстрым листьям, отражаясь в лужах... И, может, я даже и рада, что через неделю переведут время, и по утрам станет светлей, ну, конечно, только если в восемь вставать, не раньше.
Хотя, конечно, вечер, вечер, пока всё ж ухватывается хоть кусочек света – аж до семи...
Утром в полутьме шла сегодня под крики попугаев, огромная толпа их прилетела, расселись на платане, – и так радостно орали – кому как, а мне всё ж весёлое зелёное с красным носом попугайство – подарком. Ну, вот ещё б если бы ослятня была по дороге, и меня на работу гиканьем провожали бы ослы.
***
Юра привёз нам ранние записи Клячкина, середины шестидесятых, – слова «полвека назад» продолжают звучать странно, хотя можно б и привыкнуть.
Хорошие записи. Слегка почищенные от шума, а голос молодой.
Там, естественно, Клячкин на раннего Бродского, это ему часто удавалось.
Васькин любимый «Рождественский романс». «Дрожат снежинки на вагоне» – как-то вдруг остро ощутилось, что Москва и Ленинград не путаются, а соединяются поездом, которым я когда-то нередко ездила. Печальный вечерний вокзал. Тьма-тьма-тьма. Но чай в подстаканнике, конечно же, давали. Французы – фанаты поездок в Транссибирском экспрессе с остановкой на Байкале – два слова выучивали, думаю, не только Лионель, – проводнитсА и подстаканнИк.
И тающий снег, и мокрые ноги, и запах гари, и чуть влажные поездные простыни.
Заоконный тополь трясёт мокрой башкой, «крошатся в лужах фонари». Затихли попугаи и сороки, с которыми они совершенно не ссорятся. Тёплая осенняя пятничная ночь.
Единственное, что от них спасает, против всех обычных правил, – это солёная морская вода. В принципе-то собак полагается опреснять после морских купаний, к примеру, из шланга в саду, и я с Таней так и поступала очень короткое время, пока не заметила, что именно после морских купаний она никогда не чешется, мало того, если после моря кидается оземь в саду под очень удобный куст, возросший на сероватом песке, и этот пескок остервенело разрывает, и потом плюхается в яму, то смотреть на неё первые полчаса после такого удовольствия страшно, потом-то всё ссыпается, и она делается почти белой, – но никаких расчёсов и язв, – всё хорошо.
В результате таких наблюдений, после приезда с моря, собака так и не ходила стричься-бриться. Ни к тётеньке по фамилии Велозо, что означает по-португальски волосатая, стригущей собак на дому, ни даже к любимому Васькой в детстве парикмахеру-боксёру из Дуровского уголка – «парикмахер Елисей, стрижка-брижка и завивка волосей». И пока – никаких язв, держится на коже память о море.
Но сегодня, поглядев на неё, я сказала: «Бабушка-бабушка, почему у тебя такие большие уши, тётя Таня, почему у тебя такие лохматые глаза?» – и сразу поняла, что выбора нет – придётся вести к Мадам Велозо – уже, наверно, белый свет собаке видится в шерстяных полосках.
***
Мы скользим в осень, шурша по пёстрым листьям, отражаясь в лужах... И, может, я даже и рада, что через неделю переведут время, и по утрам станет светлей, ну, конечно, только если в восемь вставать, не раньше.
Хотя, конечно, вечер, вечер, пока всё ж ухватывается хоть кусочек света – аж до семи...
Утром в полутьме шла сегодня под крики попугаев, огромная толпа их прилетела, расселись на платане, – и так радостно орали – кому как, а мне всё ж весёлое зелёное с красным носом попугайство – подарком. Ну, вот ещё б если бы ослятня была по дороге, и меня на работу гиканьем провожали бы ослы.
***
Юра привёз нам ранние записи Клячкина, середины шестидесятых, – слова «полвека назад» продолжают звучать странно, хотя можно б и привыкнуть.
Хорошие записи. Слегка почищенные от шума, а голос молодой.
Там, естественно, Клячкин на раннего Бродского, это ему часто удавалось.
Васькин любимый «Рождественский романс». «Дрожат снежинки на вагоне» – как-то вдруг остро ощутилось, что Москва и Ленинград не путаются, а соединяются поездом, которым я когда-то нередко ездила. Печальный вечерний вокзал. Тьма-тьма-тьма. Но чай в подстаканнике, конечно же, давали. Французы – фанаты поездок в Транссибирском экспрессе с остановкой на Байкале – два слова выучивали, думаю, не только Лионель, – проводнитсА и подстаканнИк.
И тающий снег, и мокрые ноги, и запах гари, и чуть влажные поездные простыни.
Заоконный тополь трясёт мокрой башкой, «крошатся в лужах фонари». Затихли попугаи и сороки, с которыми они совершенно не ссорятся. Тёплая осенняя пятничная ночь.
