(no subject)
May. 25th, 2020 06:30 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaРаннее лето всегда сжимает горло – заросли крапивы и звездчатки, птицы, которых я так и не научусь по голосу различать, ни на минуту не умолкают. Раннее лето – отбрасывает в детство – бабушка ставила в кувшин купальницы, волшебные слова «лес» и «луг», и море – мы наш залив, нашу Маркизову лужу, конечно же, морем звали – и дача – сладкое слово свобода, до осени, до школы огого ещё сколько, и каждый день можно лезть в воду, и хрен с ней, что она ледяная...
Понятно, что стала я старой хрычовкой, шваброй или в крайнем случае кошёлкой – «вы хотите попереть против природы?» – спросил меня окулист лет десять назад, когда я пожаловалась на то, что читать трудно, когда света недостаточно. Читаю теперь в очках, привыкла – ко всему ж привыкаешь. А окулист недавно вышел на пенсию – доработал до девяноста, последние лет восемь только операций не делал.
И вот сегодня в нашем лесу, в просвеченной разноцветной зелени, я шла и понуро думала про два вида ностальгии по прошлому – по себе юному – вот типа – сбросить сорок лет и «красивым двадцатидвухлетним» Рип-Ван-Винклем вышагивать по нынешнему миру, ну, или ностальгия по тому миру, который отлетел одуванчиковым пухом – а мы и не заметили как.
Каждый ведь собственную юность с собой подмышкой таскает, или даже в кенгурином кармане – заглядываешь время от времени и носом с ней в нос трёшься.
А повезло мне ужасно, что я попала на Запад в начале восьмидесятых – застигла последний хвост шестидесятых... И до чего был это нарядный яркий хвост! Не скажу павлиний, скорей петушиный, как у панка на Пикадилли-Сёркус в 84-ом году.
Понурые мои мысли соскочили на то, как мы в разные времена определяем – «свой-чужой». В доотъездные семидесятые, пожалуй, отношение к советской власти было определяющим. Наверно, среди «своих» было два типа людей – ненавидивших её пеплом Клааса и равнодушных – тех, кому очень не хотелось тратить на неё эмоции. Среди вторых были не замечавшие, а были искавшие не то чтоб оправданий диким действиям советской власти, но скажем, очень сильно убеждавшие себя в том, что можно и нужно спокойно заниматься своим делом, а всякое там общественное – ебись оно конём, иди лесом. Общий враг, как известно, сплачивает.
Естественно, достаточно было выпрыгнуть из России, чтоб убедиться, что вокруг советской власти мир не вертится, и естественно, часть бывших своих стали друг друга ненавидеть – появились совсем другие баррикады, совсем другие демаркационные линии...
А уж в нынешнем мире этих линий... И соответственно, возможных комбинаций – с кем-то по одну сторону баррикады по одному жгущему душу вопросу, и с разных – по другому, а с кем-то другим – наоборот... А с третьим ещё как-нибудь...
Так и брелось по дорожке, собирался щавелёк на полянке... У Тани за неделю после парикмахерской лапы из белых опять стали привычно серыми...
Времена-хремена. Мне, собственно, чужого не надо, мне б чтоб Васька в кресле, я за компом... Но это в скобках, или за скобками.
Понятно, что стала я старой хрычовкой, шваброй или в крайнем случае кошёлкой – «вы хотите попереть против природы?» – спросил меня окулист лет десять назад, когда я пожаловалась на то, что читать трудно, когда света недостаточно. Читаю теперь в очках, привыкла – ко всему ж привыкаешь. А окулист недавно вышел на пенсию – доработал до девяноста, последние лет восемь только операций не делал.
И вот сегодня в нашем лесу, в просвеченной разноцветной зелени, я шла и понуро думала про два вида ностальгии по прошлому – по себе юному – вот типа – сбросить сорок лет и «красивым двадцатидвухлетним» Рип-Ван-Винклем вышагивать по нынешнему миру, ну, или ностальгия по тому миру, который отлетел одуванчиковым пухом – а мы и не заметили как.
Каждый ведь собственную юность с собой подмышкой таскает, или даже в кенгурином кармане – заглядываешь время от времени и носом с ней в нос трёшься.
А повезло мне ужасно, что я попала на Запад в начале восьмидесятых – застигла последний хвост шестидесятых... И до чего был это нарядный яркий хвост! Не скажу павлиний, скорей петушиный, как у панка на Пикадилли-Сёркус в 84-ом году.
Понурые мои мысли соскочили на то, как мы в разные времена определяем – «свой-чужой». В доотъездные семидесятые, пожалуй, отношение к советской власти было определяющим. Наверно, среди «своих» было два типа людей – ненавидивших её пеплом Клааса и равнодушных – тех, кому очень не хотелось тратить на неё эмоции. Среди вторых были не замечавшие, а были искавшие не то чтоб оправданий диким действиям советской власти, но скажем, очень сильно убеждавшие себя в том, что можно и нужно спокойно заниматься своим делом, а всякое там общественное – ебись оно конём, иди лесом. Общий враг, как известно, сплачивает.
Естественно, достаточно было выпрыгнуть из России, чтоб убедиться, что вокруг советской власти мир не вертится, и естественно, часть бывших своих стали друг друга ненавидеть – появились совсем другие баррикады, совсем другие демаркационные линии...
А уж в нынешнем мире этих линий... И соответственно, возможных комбинаций – с кем-то по одну сторону баррикады по одному жгущему душу вопросу, и с разных – по другому, а с кем-то другим – наоборот... А с третьим ещё как-нибудь...
Так и брелось по дорожке, собирался щавелёк на полянке... У Тани за неделю после парикмахерской лапы из белых опять стали привычно серыми...
Времена-хремена. Мне, собственно, чужого не надо, мне б чтоб Васька в кресле, я за компом... Но это в скобках, или за скобками.
