(no subject)
Jul. 28th, 2024 11:55 pm***
В восьмидесятые годы прошлого века в Париже висели афиши ассоциации «SOS racisme » : « être français c’est un état d’esprit » – обращалась с них к прохожим весёлая чёрная девчонка.
Это были времена, когда люди надеялись, что цвет кожи будет замечаться ничуть не больше, чем форма носа, или ушей. Идеалом левых был универсализм и личная свобода. Фраза Экзюпери о том, что в каждом человеке можно убить Моцарта, в некотором роде формулировала общественный идеал социального лифта. Ну, а непременная принадлежность к community – в Европе воспринималась как архаика, чаще опасная и вредная, чем просто смешная, вроде нью-йоркских хасидов в чёрных шляпах. Клубы по интересам – другое дело – любители шахмат, книг, или футбола. А community – ну, чего, Союз Рыжих.
***
Мне кажется, что любой стране, жителям любой страны, важно иметь некое идеальное о себе представление. И в этом смысле, скажем, сегодняшняя Россия страшней позднего Советского Союза. Фильмов в духе «Внимание, черепаха», «Автомобиль, скрипка и собака Клякса» про неё никак не снять. Только вот «Нелюбовь».
***
Франция в церемонии открытия игр показалась миру в идеальном о себе представлении. Универсализм и разнообразие. «Être français c’est un état d’esprit». И ещё смех! Какая же Франция без Charlie hebdo!
Эта церемония – карнавал, и как во всяком карнавале по Рабле и Бахтину, – в нём присутствовали ярмарочность и вульгарность. Бородатая женщина – непременный атрибут ярмарки.
И смех. Смех очищает, смех избавляет от страхов. Профессор Снэйп в бабушкиной шляпе!
Мария Антуанетта с головой в руке. Я сразу вспомнила Зелёного рыцаря, которому по его же просьбе сэр Гавейн отрубил голову, и голова свалилась под ноги празднующим Новый год рыцарям короля Артура. И сэру Гавейну непросто было её подобрать, когда чьи-то ноги отфутболивали её неизвестно куда. Но всё ж он голову нашарил, вскочил на коня с ней в руке, и голова сказала Гавейну: «до встречи через год».
Селин Дион пронзительно спела Пиаф, – сильнейшее ощущение совпадения с городом, ощущение общевременнОе, имеющее отношение к незыблемости и вечности. Пиаф над городом.
Две другие знаменитости – мне очень скучно, что танец, что однообразное звуковое сопровождение, для меня не складывающееся в музыку. Но встреча с национальной гвардией на мосту – это искрящее смешение стилей, – по-моему, прекрасна.
Книжки, соскакивающие с полок огромной библиотеки, планета Маленького принца, человек, бегущий по крышам, – всё это захватывало. И Мона Лиза плыла по Сене, равнодушно глядя в небо.
Замечательный синий Дионис, которого мы, впрочем, приняли за Посейдона. Ну, кроме гигантских сомов (одного при мне мальчишки поймали на удочку прямо напротив Лувра), должен же кто-нибудь на дне жить – если не речной царь, так дух реки, – и радоваться, что Сену наконец-то почистили как следует!
Весело было смотреть на кораблики разных стран, как детские лодочки на пруду в Люксембургском саду. И как ни банально, – возникала общность – принадлежность человечеству, которое способно, пусть хоть в честь праздника, объединиться. Страны, даже названия которых я не знала.
И волшебство, обязанное присутствовать в карнавале. Когда лодка, в которой везут факел, плывёт по Сене, возникает ожидание чуда, что-то от детского Нового года.
И страшный всадник. В средневековом карнавале смерть ходит рядом.
Мне абсолютно чужд спорт, и спортсменов я не знаю не то, что в лицо, но и по именам, так что мне совершенно было всё равно и неинтересно, кто последний понесёт факел, но бегущие мальчик и девочка паралимпийцы, – это было сильно. И в инвалидной коляске столетний французский чемпион-велосипедист, взявший медаль в 24 года в 48-ом году!
И всё вместе – смех и волшебство, ярмарочная вульгарность и книги, и Нотр Дам, где в акробатические этюды на лесах превращалась работа по её восстановлению после пожара, – связь времён и людей, – это было радостно, очень оптимистично, и возникала надежда, что, может быть, мир завтра не обрушится.
Ну, и ещё – как было не вспомнить открытие Triwizard tournament – драконов только вот не завезли.
В восьмидесятые годы прошлого века в Париже висели афиши ассоциации «SOS racisme » : « être français c’est un état d’esprit » – обращалась с них к прохожим весёлая чёрная девчонка.
Это были времена, когда люди надеялись, что цвет кожи будет замечаться ничуть не больше, чем форма носа, или ушей. Идеалом левых был универсализм и личная свобода. Фраза Экзюпери о том, что в каждом человеке можно убить Моцарта, в некотором роде формулировала общественный идеал социального лифта. Ну, а непременная принадлежность к community – в Европе воспринималась как архаика, чаще опасная и вредная, чем просто смешная, вроде нью-йоркских хасидов в чёрных шляпах. Клубы по интересам – другое дело – любители шахмат, книг, или футбола. А community – ну, чего, Союз Рыжих.
***
Мне кажется, что любой стране, жителям любой страны, важно иметь некое идеальное о себе представление. И в этом смысле, скажем, сегодняшняя Россия страшней позднего Советского Союза. Фильмов в духе «Внимание, черепаха», «Автомобиль, скрипка и собака Клякса» про неё никак не снять. Только вот «Нелюбовь».
***
Франция в церемонии открытия игр показалась миру в идеальном о себе представлении. Универсализм и разнообразие. «Être français c’est un état d’esprit». И ещё смех! Какая же Франция без Charlie hebdo!
Эта церемония – карнавал, и как во всяком карнавале по Рабле и Бахтину, – в нём присутствовали ярмарочность и вульгарность. Бородатая женщина – непременный атрибут ярмарки.
И смех. Смех очищает, смех избавляет от страхов. Профессор Снэйп в бабушкиной шляпе!
Мария Антуанетта с головой в руке. Я сразу вспомнила Зелёного рыцаря, которому по его же просьбе сэр Гавейн отрубил голову, и голова свалилась под ноги празднующим Новый год рыцарям короля Артура. И сэру Гавейну непросто было её подобрать, когда чьи-то ноги отфутболивали её неизвестно куда. Но всё ж он голову нашарил, вскочил на коня с ней в руке, и голова сказала Гавейну: «до встречи через год».
Селин Дион пронзительно спела Пиаф, – сильнейшее ощущение совпадения с городом, ощущение общевременнОе, имеющее отношение к незыблемости и вечности. Пиаф над городом.
Две другие знаменитости – мне очень скучно, что танец, что однообразное звуковое сопровождение, для меня не складывающееся в музыку. Но встреча с национальной гвардией на мосту – это искрящее смешение стилей, – по-моему, прекрасна.
Книжки, соскакивающие с полок огромной библиотеки, планета Маленького принца, человек, бегущий по крышам, – всё это захватывало. И Мона Лиза плыла по Сене, равнодушно глядя в небо.
Замечательный синий Дионис, которого мы, впрочем, приняли за Посейдона. Ну, кроме гигантских сомов (одного при мне мальчишки поймали на удочку прямо напротив Лувра), должен же кто-нибудь на дне жить – если не речной царь, так дух реки, – и радоваться, что Сену наконец-то почистили как следует!
Весело было смотреть на кораблики разных стран, как детские лодочки на пруду в Люксембургском саду. И как ни банально, – возникала общность – принадлежность человечеству, которое способно, пусть хоть в честь праздника, объединиться. Страны, даже названия которых я не знала.
И волшебство, обязанное присутствовать в карнавале. Когда лодка, в которой везут факел, плывёт по Сене, возникает ожидание чуда, что-то от детского Нового года.
И страшный всадник. В средневековом карнавале смерть ходит рядом.
Мне абсолютно чужд спорт, и спортсменов я не знаю не то, что в лицо, но и по именам, так что мне совершенно было всё равно и неинтересно, кто последний понесёт факел, но бегущие мальчик и девочка паралимпийцы, – это было сильно. И в инвалидной коляске столетний французский чемпион-велосипедист, взявший медаль в 24 года в 48-ом году!
И всё вместе – смех и волшебство, ярмарочная вульгарность и книги, и Нотр Дам, где в акробатические этюды на лесах превращалась работа по её восстановлению после пожара, – связь времён и людей, – это было радостно, очень оптимистично, и возникала надежда, что, может быть, мир завтра не обрушится.
Ну, и ещё – как было не вспомнить открытие Triwizard tournament – драконов только вот не завезли.