Что касается твоей последней фразы - я думаю, что я понимаю, откуда у Юрьева идёт это отношение, кроме как от присутствия на слёте КСП (вот тут уверена, что мне было б столь же или почти столь же неприятно в огромной толпе) - круг так называемой второй культуры. Не знаю, в каком виде это дошло до вас, в Питере было много уродливого. 70-ые. Абсолютная невозможность напечататься - откуда петушка хвалит кукуха, и ревность, и зависть, жуткая зависть к Бродскому. Общая ненависть к шестидесятникам - они оторвали свою пайку печатанья. И им правда повезло - они нюхнули оттепели уже взрослыми. А эти были мальчишками и девчонками. И уход в кочегарку заведомо не был гарантией таланта. Мне кажется, не состоялся по-настоящему почти никто. И в некоторой степени эта невозможность печататься сыграла свою отрицательную роль - был выход не к читателю, а к заведому хвалящему вслух, если в твоей тусовке, и ругающему, если чуть в соседнйе, собрату. А уж что там за спиной. Чудовищный Топоров ведь из них. Абсолютно состоявшийся Юрьев, наверно, был самым младшим, лет на 10-12 младше, среди этих несчастных ребят.
Что касается О, я не могу его читать глазами, - спотыкаюсь на общих местах, с моей точки зрения, он добирает к словам интонационно. И ещё - для меня О - воспоминание, отзвук испытанного, возможность это испытанное как-то возродить, а по-настоящему любимое сейчас - то, из чего новое для меня рождается, ещё не передуманное, не испытанное. И вполне могу себе представить, что нынешние 20-летние тоже черпают из О, не удивляет.
Гумилёв для меня совершенно игрушечный, тут мы совпадаем...
no subject
Date: 2008-01-06 01:05 pm (UTC)Что касается твоей последней фразы - я думаю, что я понимаю, откуда у Юрьева идёт это отношение, кроме как от присутствия на слёте КСП (вот тут уверена, что мне было б столь же или почти столь же неприятно в огромной толпе) - круг так называемой второй культуры. Не знаю, в каком виде это дошло до вас, в Питере было много уродливого. 70-ые. Абсолютная невозможность напечататься - откуда петушка хвалит кукуха, и ревность, и зависть, жуткая зависть к Бродскому. Общая ненависть к шестидесятникам - они оторвали свою пайку печатанья. И им правда повезло - они нюхнули оттепели уже взрослыми. А эти были мальчишками и девчонками. И уход в кочегарку заведомо не был гарантией таланта. Мне кажется, не состоялся по-настоящему почти никто. И в некоторой степени эта невозможность печататься сыграла свою отрицательную роль - был выход не к читателю, а к заведому хвалящему вслух, если в твоей тусовке, и ругающему, если чуть в соседнйе, собрату. А уж что там за спиной. Чудовищный Топоров ведь из них. Абсолютно состоявшийся Юрьев, наверно, был самым младшим, лет на 10-12 младше, среди этих несчастных ребят.
Что касается О, я не могу его читать глазами, - спотыкаюсь на общих местах, с моей точки зрения, он добирает к словам интонационно. И ещё - для меня О - воспоминание, отзвук испытанного, возможность это испытанное как-то возродить, а по-настоящему любимое сейчас - то, из чего новое для меня рождается, ещё не передуманное, не испытанное. И вполне могу себе представить, что нынешние 20-летние тоже черпают из О, не удивляет.
Гумилёв для меня совершенно игрушечный, тут мы совпадаем...