mbla | (no subject)

Утренний просторный лес куда-то топает, плещет солнечными лужами, – а я в автобусе с ним наперегонки – вот повернули – дальше нам не по дороге.

Когда Мариша Жесткова рассказывала про то, что её почти столетний отец Владимир Иваныч отлично помнит переправу через Дон в восемнадцатом году, а что ел на завтрак, забывает, она посмеивалась. А что ж странного? Вот если б забыл он переправу через Дон, тогда б был не он, а некто, «потерявший конечность, подругу, душу».

Читая воспоминания Голомштока, я наткнулась на рассказ про его дружбу с Андреем Волконским. Ансамбль «Мадригал», старинная музыка, тогда в семидесятые вошедшая в моду, – наверно, своего рода эскапизм. Кажется, только уже уехав из Союза, я узнала, что на самом деле Волконский – композитор-модернист, которого по причине модернизма не исполняли в Советском Союзе.

Он уехал, жил в Швейцарии, – и вот в Париже на каникулах из Америки – легко сосчитать, что в 81–ом году, – вдруг его концерт в церкви Сен–Мерри возле Бобура рядом с разноцветным с развесёлой крутящейся шляпой фонтаном Стравинского.

До концерта я целый день болталась по городу в компании приехавшего из Бремена, где он в архивах летом сидел, Юрки Фельштинского. И у меня развалилась одна сандалия – прямо на ноге, – наверно, летний тёплый асфальт оказался ей не по нраву, – и шла я слушать Волконского – одной ногой в сандалии, а другой босиком.

Полоскался, дышал город, который в восьмидесятом весной я узнала – после всех этих экзаменационных тем во французской школе, в институте – география Парижа – как пройти от подножья Монмартра до Лувра...

Город, где в летние вечера на тротуарах не протолкнуться от выплеснувшихся из бесконечных кафе и ресторанчиков столиков, и мы, бедные полустуденты, завидовали отчаянно этой вечерней беспечности на тёплых улицах, в уходящем свете, – он мешался с электрическим, и огоньки свеч подрагивали на столиках.

И все были живы–здоровы, строили планы...

Сидели мы десять дней назад с Машкой на площади Контрэскарп – в сотый раз – в первом ряду любимого кафе, где лучшее белое пиво с лимоном, и глядели на народ – по вечерам там разбирают малых детей из неподалёку детского сада и яслей – папы–мамы–дедушки–бабушки–коляски– вприпрыжку дети.

Мы с ними незнакомы, и значит, это те же дети, те же коляски, те же бабушки, что десять лет назад и двадцать – для незнакомых не идёт время...

Да и мы в волшебных зеркалах себя видим, и только старые фотографии листая, листая, листа...