mbla | (no subject)

Бывают в Медоне чаячьи дни, – вдруг чайки на фонарях, на крыше четырёхэтажного дома через улицу, пустую в воскресенье утром под тёплым еле крапающим дождём.

Чайки мимо окон – не морские, конечно, – но пусть и мелкие, городские помойные – родственницы морским, и завернув за угол, мимо пирамидального тополя, вдруг оказываешься в Сен-Геноле, где сидят чайки на крыше рыбзавода, и хлещут волны в серые камни, и на коже соль, и нет деревьев, потому что не нанимались деревья терпеть зимние бури.

Но цветут ромашки с чайное блюдце – им соль только в радость, и ветер нипочём. И глядят на камни, на волны, на людей, на собак глазастые белые дома – и год, и два, и двадцать, – мою мелькнувшую вечность, – глядеть бы им подольше – помнить нас, узнавать, – якорями в мелькающем мимо окон, просыпающемся сквозь пальцы времени.

СЕН-ГЕНОЛЕ

«Пен-ар-бед» (по-бретонски) и «Финистер» (по-французски) – это «Конец земли».

Сейнеры, белые домики, синие ставни,
Гранитный маяк Сен-Геноле торчит из камней,
«Пен-ар-бед!» – чайки выкрикивают своенравно,
«Стой! – чайки предупреждают – Здесь – конец!»
Врут они, птицы морские. Не кончено это:
Врут, как горизонта растянутая дуга…

Знаю: за ней – чуть постаревшего Нового Света
Низкие и кленовые берега.
Там тоже белые домики (но не синие, а чёрные ставни),
И, повторяю,– от клёнов рыжие берега
В воду Атлантики серой уходят плавно,
Листва лихорадочной осени – янтарная курага.

И если ручную бурю выпустить из стакана –
Клёны, облетая, правдиво расскажут тебе про то,
Что вот там, за горизонтом, по ту сторону океана…
Но чайки и здесь предупреждают: «дальше – ничто!»
Врут они, птицы: где-то посреди – ещё Атлантида,
А за ней на скалистой, песчаной, серой земле,
За кормой отплывшего сейнера исчезает из вида
Угол Атлантики и Бискайи – Сен-Геноле.

июнь 2004, Бретань