(no subject)
Sep. 18th, 2016 03:14 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Я чрезвычайно редко знаю наутро, что ночью я делала, а вот сегодня ещё пока отрывочно помню.
Может быть, потому помню, что время от времени я просыпалась, или мне снилось, что просыпалась, а потом я падала в следующий виток сна, в котором отчётливо знала, что сзади, за поворотом, – был сон.
И всё равно не собрать осколков.
Мы с Васькой в большой компании летом жили в кемпинге, но не в палатке, а в комнате, и через окно вечером косая широкая полоса света падала на стол, застеленный синей клеёнкой в ромашках, на косматый веник полевых цветов – сине-жёлтых в глиняном кувшине – только не помню, провансальском ли, или бабушкином гуцульском.
Нас было в кемпинге много: Бегемот, Машка, Юлька, и ещё всякие люди, которых перечислить не берусь.
Утром мы поехали погулять в какой-то радостный городок весь в цветах, где-то под Анси, в зелёных невысоких ещё Альпах.
И тут провал – ночью было совершенно неудивительно, что Васька куда-то один пошёл, пока все остальные сидели в кафе на площади за большим столом. Потом Машка тоже отлучилась, и опять это было нисколько не странно. А Юлька отправилась на прогулку по окрестным горам.
Но прошло какое-то время, а Васьки и Машки всё нету, – и мы начали беспокоиться. Я – в том состоянии, когда весь мир сводится к внутреннему бормотанью – «толькобытолькобытолькобы» – всё-было-в-порядке, к волшебным словам, которые с детства нельзя произносить по пустякам, как нельзя было наступать на щели между плитами, когда шёл по плиточному тротуару. Когда весь мир оборачивается – сплошным ужасом заглядыванья за грань, поворотом за тёмный угол, невыносимым Мунковским криком.
Они оба забыли мобильники, – и народ идёт их искать, разделившись. А я остаюсь на площади – ждать.
И они появляются – Васька в жёлтом хлопковом крупной вязки свитере, – кажется, исходно это был мой от кого-то доставшийся свитер, в котором я тонула, и в девяностых он его носил, и что с тем свитером стало, я не помню.
Они машут мне, они задержались просто потому, что не могли попасть обратно в город, – в нём был праздник цветов, на который уже не было билетов.
(Не во сне историю про праздник цветов, из-за которого перекрыли центр города и не пускали без билетов, я слышала от Кольки с Юлькой.)
И я позвонила Бегемоту сообщить, что оба нашлись. И Васька весёлый в жёлтом свитере, – ещё не седой, а пегий, – начало девяностых на дворе. Тут и Юлька возвращается с прогулки, жалуется, что горы недостаточно высоки, – красиво, конечно, но могло б быть повыше-покруче.
И я проснулась, наверно, на минуту, а может быть, и не проснулась – просто перешла в другой сон.
Но была какая-то секунда, какой-то тончайший слой отсутствия времени, – Васька, молодой Васька девяностых – здесь и сейчас, и я не знала, что он умер.
***
В следующем сне я встретилась с каким-то человеком, с которым была знакома только по жж.
Мы шли по Парижу, перешли через канал Грибоедова. Я ему пересказывала сон. Потом мы вышли к новому с иголочки вокзалу, откуда уходят поезда в южную Англию – к утёсам Дувра, куда летом 91-го мы с Васькой перебирались на пароме вместе с нашей машиной…
Потом залаяла Таня, приветствуя Кольку, который приехал поутру из аэропорта с конференции на Корсике… И ночная жизнь сменилась утренней.
***
Рывком кончилось лето. 18 градусов вместо 28-ми. И на ферме в деревянных дощатых ларях рыжие тыквы разных видов – и огромные слегка приплюснутые, и маленькие крепкие шары.
А рядом ларь с кисло-сладкими твёрдыми яблоками, – когда от такого откусываешь, оно брызжет соком.
Может быть, потому помню, что время от времени я просыпалась, или мне снилось, что просыпалась, а потом я падала в следующий виток сна, в котором отчётливо знала, что сзади, за поворотом, – был сон.
И всё равно не собрать осколков.
Мы с Васькой в большой компании летом жили в кемпинге, но не в палатке, а в комнате, и через окно вечером косая широкая полоса света падала на стол, застеленный синей клеёнкой в ромашках, на косматый веник полевых цветов – сине-жёлтых в глиняном кувшине – только не помню, провансальском ли, или бабушкином гуцульском.
Нас было в кемпинге много: Бегемот, Машка, Юлька, и ещё всякие люди, которых перечислить не берусь.
Утром мы поехали погулять в какой-то радостный городок весь в цветах, где-то под Анси, в зелёных невысоких ещё Альпах.
И тут провал – ночью было совершенно неудивительно, что Васька куда-то один пошёл, пока все остальные сидели в кафе на площади за большим столом. Потом Машка тоже отлучилась, и опять это было нисколько не странно. А Юлька отправилась на прогулку по окрестным горам.
Но прошло какое-то время, а Васьки и Машки всё нету, – и мы начали беспокоиться. Я – в том состоянии, когда весь мир сводится к внутреннему бормотанью – «толькобытолькобытолькобы» – всё-было-в-порядке, к волшебным словам, которые с детства нельзя произносить по пустякам, как нельзя было наступать на щели между плитами, когда шёл по плиточному тротуару. Когда весь мир оборачивается – сплошным ужасом заглядыванья за грань, поворотом за тёмный угол, невыносимым Мунковским криком.
Они оба забыли мобильники, – и народ идёт их искать, разделившись. А я остаюсь на площади – ждать.
И они появляются – Васька в жёлтом хлопковом крупной вязки свитере, – кажется, исходно это был мой от кого-то доставшийся свитер, в котором я тонула, и в девяностых он его носил, и что с тем свитером стало, я не помню.
Они машут мне, они задержались просто потому, что не могли попасть обратно в город, – в нём был праздник цветов, на который уже не было билетов.
(Не во сне историю про праздник цветов, из-за которого перекрыли центр города и не пускали без билетов, я слышала от Кольки с Юлькой.)
И я позвонила Бегемоту сообщить, что оба нашлись. И Васька весёлый в жёлтом свитере, – ещё не седой, а пегий, – начало девяностых на дворе. Тут и Юлька возвращается с прогулки, жалуется, что горы недостаточно высоки, – красиво, конечно, но могло б быть повыше-покруче.
И я проснулась, наверно, на минуту, а может быть, и не проснулась – просто перешла в другой сон.
Но была какая-то секунда, какой-то тончайший слой отсутствия времени, – Васька, молодой Васька девяностых – здесь и сейчас, и я не знала, что он умер.
***
В следующем сне я встретилась с каким-то человеком, с которым была знакома только по жж.
Мы шли по Парижу, перешли через канал Грибоедова. Я ему пересказывала сон. Потом мы вышли к новому с иголочки вокзалу, откуда уходят поезда в южную Англию – к утёсам Дувра, куда летом 91-го мы с Васькой перебирались на пароме вместе с нашей машиной…
Потом залаяла Таня, приветствуя Кольку, который приехал поутру из аэропорта с конференции на Корсике… И ночная жизнь сменилась утренней.
***
Рывком кончилось лето. 18 градусов вместо 28-ми. И на ферме в деревянных дощатых ларях рыжие тыквы разных видов – и огромные слегка приплюснутые, и маленькие крепкие шары.
А рядом ларь с кисло-сладкими твёрдыми яблоками, – когда от такого откусываешь, оно брызжет соком.
no subject
Date: 2016-09-18 01:28 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 03:24 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 03:03 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 03:25 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 03:28 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 03:30 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 06:41 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 06:59 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 07:03 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 07:44 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 07:46 pm (UTC)no subject
Date: 2016-09-18 07:50 pm (UTC)