(no subject)
Oct. 5th, 2016 06:02 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaОтсканированные фотки 81-го года откуда-то у Бегемота выплыли.
Мы жили тогда в городе Провиденсе в шестидесяти милях от Бостона.
И нам очень повезло – в Провиденсе было мало людей из России, соответственно, мы, не прикладывая никаких усилий, оказались в пёстром международном кругу аспирантов-физиков Брауновского университета, куда летом 79-го Бегемота взяли. Нас, можно сказать, вытолкнуло в чужой мир, под боком знакомого мира просто не оказалось.
Попади мы в Нью-йорк, или в Бостон, небось, и жили б в полностью русском кругу...
Безалаберной гуманитарной университетской жизни того времени нам не досталось, потому что аспиранты-точники – в целом, люди серьёзные, и не было особого межфакультетского общения, разве что у кого-нибудь girl friend была с другого факультета, но и тогда всё равно как-то так получалось, что она прибивалась к упопядоченным физикам. Становилась уже не сама по себе, а при boy-friend-е
Американцев и на факультете было не большинство, и в кругу общения немного. Самый близкий – Джейк, – про него в игравших огромную роль в тогдашней жизни письмах домой я рассказывала, что есть тут один американец, которого я идеально представляю на нашем кухонном диванчике – был у нас такой в питерской квартире на Детской улице, и вечно кто-нибудь на нём жил.
На этих фотках индиец Омар – по происхождению из мусульман, атеист. Он до знакомства с нами практически не пил – не привык, но когда мы стали с европейских каникул привозить ликёры, в частности, амаретто, ему оно так понравилось, что Омар стал требовать амаретто даже с борщом, который я в первые годы в Америке нередко варила.
Однажды на борщ был зван Бегемочий научный руководитель Джерри Гуральник, и когда ему сказали, что в борщ кладут сметану, он вывалил в тарелку полную банку.
Несколько лет назад Гуральник умер на собственной лекции – упал и умер.
А один из немногих американцев-аспирантов, Боб Малколм, ел борщ, шмыгая носом и утираясь рукавом. Очень славный человек, который перед тем, как поступить в аспирантуру, съездил в Антарктиду и привёз оттуда некоторый русский словарный запас: ёб твою мать, нахуй. В долгие холодные антарктические вечера ребята с американской станции ходили в гости на русскую станцию – в карты играть.
С индийцами вообще было чрезвычайно легко – отчасти совпадал жизненный опыт. Они росли в похожих обстоятельствах – без собственной комнаты и без машины.
Надо сказать, и тут очко в их пользу – большинство людей из России считало, что отсутствие в России супермаркета по американскому образцу сродни трагедии. Люди из Индии обычно говорили – да столько разносолов нам не обязательно иметь, можно и четвертью удовлетвориться.
Внешне и по манере говорить Омар отвечал моим представлениям об английских лордах. Только коричневый.
И чувство юмора было похожим на наше. Однажды в отсутствие Омара народ в аспирантской комнате обсуждал, как Омар отреагирует на вопрос, есть ли в Индии слоны. И Бегемот предположил, что он уточнит: «что вы имеете в виду? Ходят ли слоны в Дели по улицам?...»
Когда Омар вошёл, вопрос ему задали. Ответил он ровно так.
Однажды Омар вызвал страшную грозу в горах. Мы отправились втроём на пару дней с палаткой в Нью-Хэмпшир– погулять по White mountains.
Утром погода не предвещала ничего плохого. Мы шли по лесу – горки там невысокие, но всё ж тропинка карабкалась вверх. Омар не был большим поклонником физических нагрузок, он слегка ворчал. Сначала попросту останавливался, сообщая миру: I would like to take a pee. А потом стал с завидной периодичностью восклицать : Holy Moses, mother of god! Ну и какой же еврейский мужик выдержит, чтоб его тётенькой называли! Бегемочий папа, родившийся в незапамятном 1913-ом году, вообще утверждал, что в детстве, прошедшем в местечке Дубровна, он молился: спасибо тебе, Бог (наверно, еврейского бога всё ж не называли фамильярно добрым боженькой) за то, что ты не сделал меня женщиной.
Омар обзывал Моисея мамой, обзывал, и тут совершенно вдруг, ниоткуда, небо заволокло, – гром загромыхал, и гроза на нас низвергнулась – а мы от палатки были неблизко!
Как-то раз к Омару приехали из Индии в гости мама с сестрой. И они вдвоём целый день готовили-готовили, а вечером позвали всю аспирантскую команду в гости. Была уйма разных закусок, и все потрясающе вкусные. Увы, я не запомнила, конечно, какие именно, но с тех пор полюбила индийскую еду, и в ресторанах она далеко не так прекрасна, как у Омарских мамы с сестрой.
Мы сообщили Омару, что вообще-то, если перевести его имя с русского, то будет он Лобстер. Он стал иногда так себя и называть.
Кроме Омара и меня, на этих фотках Али – египтянин, через которого мы познакомились с египетской компанией – вот там гуманитарные люди как раз были.
Магда – жена Фернана, еврея, попавшего под раздачу, когда Насер прогнал из Египта всех евреев, училась сравнительному литературоведению. Как и жена Али. Я не помню, как её звали, но отлично помню как она выглядела – фантастическая была древнеегипетская красавица с длинными, как у Нефертити, глазами. Она училась в Калифорнии и довольно быстро убежала от Али к кому-то из тамошних людей.
Лучшим другом Али был израильтянин Ярон. Вообще брауновские арабы очень дружили с брауновскими израильтянами – ощущая себя родственниками по ближнему востоку.
Когда от Али ушла жена, они на пару с Яроном сняли старый полуразваленный скрипучий дом, и Ярон терпел бесконечные звонки Али в Калифорнию (кстати, недёшево это по тем временам было) и его слёзные вздохи.
В аспирантуре Али не доучился, – ему очень не повезло с шефами. Сначала попал он к профессору Шапиро, к которому титул прирос с нашей лёгкой руки: иначе чем Мудак Шапиро никто вокруг нас этого профессора и не называл. Потом, не помню уж почему, от Шапиро Али ушёл и попал к одному корейскому профессору, которого выдержать могли только корейские аспиранты – вести себя с гоподином профессором надо было по-корейски – разговаривать с придыханием и поясные поклоны отвешивать.
В общем, бросил Али аспирантуру. Некоторое время прожил в Париже, занимаясь живописью, а потом вернулся в Египет на папину банановую плантацию.
Во время арабской весны мы перекинулись мэйлами – Али был в эйфории, ходил на митинги, активно участвовал... Всё как в российские девяностые...
Много было разных людей в Брауне, хорошо б когда-нибудь всех вспомнить…
А ещё на этих фотках наша первая машина, у которой на носу было написано «бельведер». Выпуска она была где-нибудь начала шестидесятых.
Эти громадные машины шестидесятых один мой знакомый американский славист называл еврейскими байдарками – все эмигранты семидесятых покупали этих мощных слонов с маленькими окошками, жрущих тонну бензина. Ну, и аспиранты, естественно, их же покупали.
Огромных чудовищ, доживавших последние годы перед торжественным отъездом на свалку.
Была у нас одна знакомая – Кэти Лернер – очень милая чудовищно некрасивая девочка. В России ей бы пришлось хреново из-за того, что была она толстенная и внешне очень непривлекательная. А в Америке, если она и комплексовала, то видно этого не было. Жила, училась в физической аспирантуре. Кэти ездила на чудовище с маленькими окошечками без когда-то утерявшегося зеркала и объясняла, что нет и не нужно – на фиг в зеркало-то смотреть, пусть задние смотрят.
Первый год мы по глупости, или по доверчивому развешиванью ушей, прожили без машины. В Провиденсе мы оказались благодаря одному нашему по Ленинграду знакомому – Марику Качанову. В Риме, когда Хиас решал в какие города и веси отправлять эмигрантов, спрашивали, где у них есть знакомые.
Мы назвали три города – Нью-Хейвен, Нью-Йорк и Провиденс. Нью-Хейвен никого не брал в тот момент, в Нью-Йорк отправляли тех, у кого никого не было, и соответственно, мы оказались в Провиденсе.
Марик, тогда тоже аспирант в Брауне, поначалу давал нам советы. Он уехал на несколько лет раньше нас. А надо сказать, что тогда казалось, что человек, проживший за границей хотя бы год, - старожил, аксакал, вместилище опыта, – не то что ты, бедолага, ничего не соображающий в чужом мире. И даже удивительно было, что эти опытные люди не забыли советское детство жизни – помнят цену батона за 13 копеек.
Марик показал нам волшебство – как вставляешь карточку в дырку в стене, набираешь номер, и выскакивают из щели настоящие доллары. Ну откуда ж стенка знает, сколько тебе можно выдать?
Марик дал нам глупый совет – не покупать машины, поскольку супермаркет у нас под боком, с тележкой можно ходить закупаться. Из-за отсутствия машины первый год жизнь наша была совсем безрадостной. Взаперти в аккуратненьком пригороде с подстриженными газонами и с полным отсутствием пешеходов на улице.
Нет, мы ездили изредка в Нью-Йорк, – находили по объявлению в Брауне на стенке кого-нибудь, отправлявшегося туда и готового взять пассажиров, платили за бензин и ехали на викенд. И в Бостон на автобусе иногда ездили. Но отправиться на соседний пляж было нам недоступно.
И вот в 80-м мы обзавелись первой машиной. У нас были приятели – Лёвка и Наташка Коганы, совсем старожилы, шесть лет за границей, шутка ли! Сначала они жили в Израиле, а потом перебрались в Провиденс, потому что Лёвка поступил в аспирантуру в Браун на инженерный факультет. И вот у них была машина, полученная от знакомого американца за цену, которую за неё давала машинная помойка – junk yard.
Лёвка на ней ездил, и она даже не ломалась. Чинить её, естественно, смысла не было.
И вдруг Лёвке какой-то приятель-аспирант, уезжавший из Провиденса, подарил машину чуть помоложе. И тогда Лёвка продал нам свою красавицу, – опять же за цену junk yard’а – то ли за 30, то ли за целых 50 долларов.
Прослужила она нам верой и правдой целых два года, насколько я помню. Началась её верная служба со сражения с пожарным гидрантом в нашем собственном дворе. Она стояла, упершись в него носом, а Бегемот попытался проехать вперёд, о гидранте позабыв. Машина была крепка. Ну, только лёгкая вмятина образовалась, и народ радовался – до встречи с гидрантом была она только цвета морской волны, а стала формы морской волны тоже.
Конечно же, на дальние расстояния, скажем за 150 миль в Нью-Йорк, мы её не гоняли, но в Бостон на ней с успехом ездили.
Закончила она свои дни вот как. Я тогда работала ассистентом в группе роботики университета Род-Айленда, ездила на работу на автобусе из даунтауна Провиденса – в соседний городок Кингстон. А Бегемот меня обычно в даунтауне на машине встречал. И однажды не встретил. Я пешком домой пошла, и дома Бегемота не было.
Особенно поволноваться я не успела – Бегемот прибыл почти сразу после моего прихода домой – медленно въехала во двор невероятно красивая, сверкающая разноцветными огнями огромная увозилка – Бегемот сидел рядом с водителем в кабине, а красавица наша восседала в кузове. Увы, в этот злосчастный день из дому она выехала, но в пути заглохла и умерла окончательно.
....
А вот пруда на фотке не могу я опознать... И Омар не смог – ответил, что себя-то он не помнит в те времена, дык что уж про какой-то водоём говорить.
Мне кажется, что я помню, как мы ездили в какой-то местный лесопарк, костерок жгли, а ездили туда на только что купленной машине Али, про которую он говорил – всем хороша машина, только если она мчится 40 миль в час, то орёт и трясётся так, что просто конец света...
Мы жили тогда в городе Провиденсе в шестидесяти милях от Бостона.
И нам очень повезло – в Провиденсе было мало людей из России, соответственно, мы, не прикладывая никаких усилий, оказались в пёстром международном кругу аспирантов-физиков Брауновского университета, куда летом 79-го Бегемота взяли. Нас, можно сказать, вытолкнуло в чужой мир, под боком знакомого мира просто не оказалось.
Попади мы в Нью-йорк, или в Бостон, небось, и жили б в полностью русском кругу...
Безалаберной гуманитарной университетской жизни того времени нам не досталось, потому что аспиранты-точники – в целом, люди серьёзные, и не было особого межфакультетского общения, разве что у кого-нибудь girl friend была с другого факультета, но и тогда всё равно как-то так получалось, что она прибивалась к упопядоченным физикам. Становилась уже не сама по себе, а при boy-friend-е
Американцев и на факультете было не большинство, и в кругу общения немного. Самый близкий – Джейк, – про него в игравших огромную роль в тогдашней жизни письмах домой я рассказывала, что есть тут один американец, которого я идеально представляю на нашем кухонном диванчике – был у нас такой в питерской квартире на Детской улице, и вечно кто-нибудь на нём жил.
На этих фотках индиец Омар – по происхождению из мусульман, атеист. Он до знакомства с нами практически не пил – не привык, но когда мы стали с европейских каникул привозить ликёры, в частности, амаретто, ему оно так понравилось, что Омар стал требовать амаретто даже с борщом, который я в первые годы в Америке нередко варила.
Однажды на борщ был зван Бегемочий научный руководитель Джерри Гуральник, и когда ему сказали, что в борщ кладут сметану, он вывалил в тарелку полную банку.
Несколько лет назад Гуральник умер на собственной лекции – упал и умер.
А один из немногих американцев-аспирантов, Боб Малколм, ел борщ, шмыгая носом и утираясь рукавом. Очень славный человек, который перед тем, как поступить в аспирантуру, съездил в Антарктиду и привёз оттуда некоторый русский словарный запас: ёб твою мать, нахуй. В долгие холодные антарктические вечера ребята с американской станции ходили в гости на русскую станцию – в карты играть.
С индийцами вообще было чрезвычайно легко – отчасти совпадал жизненный опыт. Они росли в похожих обстоятельствах – без собственной комнаты и без машины.
Надо сказать, и тут очко в их пользу – большинство людей из России считало, что отсутствие в России супермаркета по американскому образцу сродни трагедии. Люди из Индии обычно говорили – да столько разносолов нам не обязательно иметь, можно и четвертью удовлетвориться.
Внешне и по манере говорить Омар отвечал моим представлениям об английских лордах. Только коричневый.
И чувство юмора было похожим на наше. Однажды в отсутствие Омара народ в аспирантской комнате обсуждал, как Омар отреагирует на вопрос, есть ли в Индии слоны. И Бегемот предположил, что он уточнит: «что вы имеете в виду? Ходят ли слоны в Дели по улицам?...»
Когда Омар вошёл, вопрос ему задали. Ответил он ровно так.
Однажды Омар вызвал страшную грозу в горах. Мы отправились втроём на пару дней с палаткой в Нью-Хэмпшир– погулять по White mountains.
Утром погода не предвещала ничего плохого. Мы шли по лесу – горки там невысокие, но всё ж тропинка карабкалась вверх. Омар не был большим поклонником физических нагрузок, он слегка ворчал. Сначала попросту останавливался, сообщая миру: I would like to take a pee. А потом стал с завидной периодичностью восклицать : Holy Moses, mother of god! Ну и какой же еврейский мужик выдержит, чтоб его тётенькой называли! Бегемочий папа, родившийся в незапамятном 1913-ом году, вообще утверждал, что в детстве, прошедшем в местечке Дубровна, он молился: спасибо тебе, Бог (наверно, еврейского бога всё ж не называли фамильярно добрым боженькой) за то, что ты не сделал меня женщиной.
Омар обзывал Моисея мамой, обзывал, и тут совершенно вдруг, ниоткуда, небо заволокло, – гром загромыхал, и гроза на нас низвергнулась – а мы от палатки были неблизко!
Как-то раз к Омару приехали из Индии в гости мама с сестрой. И они вдвоём целый день готовили-готовили, а вечером позвали всю аспирантскую команду в гости. Была уйма разных закусок, и все потрясающе вкусные. Увы, я не запомнила, конечно, какие именно, но с тех пор полюбила индийскую еду, и в ресторанах она далеко не так прекрасна, как у Омарских мамы с сестрой.
Мы сообщили Омару, что вообще-то, если перевести его имя с русского, то будет он Лобстер. Он стал иногда так себя и называть.
Кроме Омара и меня, на этих фотках Али – египтянин, через которого мы познакомились с египетской компанией – вот там гуманитарные люди как раз были.
Магда – жена Фернана, еврея, попавшего под раздачу, когда Насер прогнал из Египта всех евреев, училась сравнительному литературоведению. Как и жена Али. Я не помню, как её звали, но отлично помню как она выглядела – фантастическая была древнеегипетская красавица с длинными, как у Нефертити, глазами. Она училась в Калифорнии и довольно быстро убежала от Али к кому-то из тамошних людей.
Лучшим другом Али был израильтянин Ярон. Вообще брауновские арабы очень дружили с брауновскими израильтянами – ощущая себя родственниками по ближнему востоку.
Когда от Али ушла жена, они на пару с Яроном сняли старый полуразваленный скрипучий дом, и Ярон терпел бесконечные звонки Али в Калифорнию (кстати, недёшево это по тем временам было) и его слёзные вздохи.
В аспирантуре Али не доучился, – ему очень не повезло с шефами. Сначала попал он к профессору Шапиро, к которому титул прирос с нашей лёгкой руки: иначе чем Мудак Шапиро никто вокруг нас этого профессора и не называл. Потом, не помню уж почему, от Шапиро Али ушёл и попал к одному корейскому профессору, которого выдержать могли только корейские аспиранты – вести себя с гоподином профессором надо было по-корейски – разговаривать с придыханием и поясные поклоны отвешивать.
В общем, бросил Али аспирантуру. Некоторое время прожил в Париже, занимаясь живописью, а потом вернулся в Египет на папину банановую плантацию.
Во время арабской весны мы перекинулись мэйлами – Али был в эйфории, ходил на митинги, активно участвовал... Всё как в российские девяностые...
Много было разных людей в Брауне, хорошо б когда-нибудь всех вспомнить…
А ещё на этих фотках наша первая машина, у которой на носу было написано «бельведер». Выпуска она была где-нибудь начала шестидесятых.
Эти громадные машины шестидесятых один мой знакомый американский славист называл еврейскими байдарками – все эмигранты семидесятых покупали этих мощных слонов с маленькими окошками, жрущих тонну бензина. Ну, и аспиранты, естественно, их же покупали.
Огромных чудовищ, доживавших последние годы перед торжественным отъездом на свалку.
Была у нас одна знакомая – Кэти Лернер – очень милая чудовищно некрасивая девочка. В России ей бы пришлось хреново из-за того, что была она толстенная и внешне очень непривлекательная. А в Америке, если она и комплексовала, то видно этого не было. Жила, училась в физической аспирантуре. Кэти ездила на чудовище с маленькими окошечками без когда-то утерявшегося зеркала и объясняла, что нет и не нужно – на фиг в зеркало-то смотреть, пусть задние смотрят.
Первый год мы по глупости, или по доверчивому развешиванью ушей, прожили без машины. В Провиденсе мы оказались благодаря одному нашему по Ленинграду знакомому – Марику Качанову. В Риме, когда Хиас решал в какие города и веси отправлять эмигрантов, спрашивали, где у них есть знакомые.
Мы назвали три города – Нью-Хейвен, Нью-Йорк и Провиденс. Нью-Хейвен никого не брал в тот момент, в Нью-Йорк отправляли тех, у кого никого не было, и соответственно, мы оказались в Провиденсе.
Марик, тогда тоже аспирант в Брауне, поначалу давал нам советы. Он уехал на несколько лет раньше нас. А надо сказать, что тогда казалось, что человек, проживший за границей хотя бы год, - старожил, аксакал, вместилище опыта, – не то что ты, бедолага, ничего не соображающий в чужом мире. И даже удивительно было, что эти опытные люди не забыли советское детство жизни – помнят цену батона за 13 копеек.
Марик показал нам волшебство – как вставляешь карточку в дырку в стене, набираешь номер, и выскакивают из щели настоящие доллары. Ну откуда ж стенка знает, сколько тебе можно выдать?
Марик дал нам глупый совет – не покупать машины, поскольку супермаркет у нас под боком, с тележкой можно ходить закупаться. Из-за отсутствия машины первый год жизнь наша была совсем безрадостной. Взаперти в аккуратненьком пригороде с подстриженными газонами и с полным отсутствием пешеходов на улице.
Нет, мы ездили изредка в Нью-Йорк, – находили по объявлению в Брауне на стенке кого-нибудь, отправлявшегося туда и готового взять пассажиров, платили за бензин и ехали на викенд. И в Бостон на автобусе иногда ездили. Но отправиться на соседний пляж было нам недоступно.
И вот в 80-м мы обзавелись первой машиной. У нас были приятели – Лёвка и Наташка Коганы, совсем старожилы, шесть лет за границей, шутка ли! Сначала они жили в Израиле, а потом перебрались в Провиденс, потому что Лёвка поступил в аспирантуру в Браун на инженерный факультет. И вот у них была машина, полученная от знакомого американца за цену, которую за неё давала машинная помойка – junk yard.
Лёвка на ней ездил, и она даже не ломалась. Чинить её, естественно, смысла не было.
И вдруг Лёвке какой-то приятель-аспирант, уезжавший из Провиденса, подарил машину чуть помоложе. И тогда Лёвка продал нам свою красавицу, – опять же за цену junk yard’а – то ли за 30, то ли за целых 50 долларов.
Прослужила она нам верой и правдой целых два года, насколько я помню. Началась её верная служба со сражения с пожарным гидрантом в нашем собственном дворе. Она стояла, упершись в него носом, а Бегемот попытался проехать вперёд, о гидранте позабыв. Машина была крепка. Ну, только лёгкая вмятина образовалась, и народ радовался – до встречи с гидрантом была она только цвета морской волны, а стала формы морской волны тоже.
Конечно же, на дальние расстояния, скажем за 150 миль в Нью-Йорк, мы её не гоняли, но в Бостон на ней с успехом ездили.
Закончила она свои дни вот как. Я тогда работала ассистентом в группе роботики университета Род-Айленда, ездила на работу на автобусе из даунтауна Провиденса – в соседний городок Кингстон. А Бегемот меня обычно в даунтауне на машине встречал. И однажды не встретил. Я пешком домой пошла, и дома Бегемота не было.
Особенно поволноваться я не успела – Бегемот прибыл почти сразу после моего прихода домой – медленно въехала во двор невероятно красивая, сверкающая разноцветными огнями огромная увозилка – Бегемот сидел рядом с водителем в кабине, а красавица наша восседала в кузове. Увы, в этот злосчастный день из дому она выехала, но в пути заглохла и умерла окончательно.
....
А вот пруда на фотке не могу я опознать... И Омар не смог – ответил, что себя-то он не помнит в те времена, дык что уж про какой-то водоём говорить.
Мне кажется, что я помню, как мы ездили в какой-то местный лесопарк, костерок жгли, а ездили туда на только что купленной машине Али, про которую он говорил – всем хороша машина, только если она мчится 40 миль в час, то орёт и трясётся так, что просто конец света...
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2016-10-05 04:32 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 09:06 pm (UTC)(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:no subject
Date: 2016-10-05 04:33 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 09:11 pm (UTC)(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:no subject
Date: 2016-10-05 04:56 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 09:11 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 05:05 pm (UTC)Люблю твои житейские истории.
no subject
Date: 2016-10-05 09:16 pm (UTC)(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:no subject
Date: 2016-10-05 05:32 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 09:16 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 05:46 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 09:16 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 05:51 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 09:17 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 06:55 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 09:19 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 08:22 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 09:20 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 09:25 pm (UTC)Джинсы у тебя знатные и хорошо сидят, в восьмидесятые бы обзавидовалась, они мне тогда даже снились)
no subject
Date: 2016-10-05 09:33 pm (UTC)(no subject)
From:(no subject)
From:no subject
Date: 2016-10-05 09:33 pm (UTC)Машина была у Лёвки куплена за целых 75 долларов. А он её наверняка купил дороже.
Но зато, в подтверждение тогдашних цен, профессор Фрид свой дом купил (лет за десять до того?) за 30 тыщ. Правда, и тогда уже это звучало полунеправдоподобно, за десять лет цены выросли.
Про жену Али ты не рассказала главного. Она была цвета египетских статуй, красного песчаника, и глаза были не просто овальные, а как на египетских картинках - чуть ли не до ушей.
no subject
Date: 2016-10-05 09:41 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 10:20 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-05 10:28 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-06 07:06 am (UTC)no subject
Date: 2016-10-06 08:08 am (UTC)Нет, не Джейк. Как я тут и сказала: Омар и Али. А я тебе Джейка не показывала?
(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:(no subject)
From:no subject
Date: 2016-10-06 10:36 am (UTC)no subject
Date: 2016-10-06 04:44 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-06 05:27 pm (UTC)no subject
Date: 2016-10-06 05:41 pm (UTC)