![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaУдачно повернув аппарат белые коробки домов на закате можно превратить в крепостные стены, фотошопом усилить розовое.
Белые чайки, белые дома. Белые чайки на белом льду пруда.
Облако с резким розовым краем. Облако через ветки ивы. Голые деревья отражаются в стекле проезжающей машины.
Зима и лето - воплощение вечности. Неподвижность голых веток, инея на изумрудной траве.
Поверить в листья трудно, даже убедившись в наличии почек на деревьях. А летом невозможно поверить в их отсутствие, хоть и ползут по тротуару коричневые от жары жёсткие, как хитин, оторванные горячим ветром кривые липовые кружки - сгоревшие коржики без начинки.
В автобусах обычно бывало тепло, а в трамваях холодно - вот и дыши на стекло, оттирай варежкой. И месиво грязного снега под ногами.
Я очень много забыла - собственные адреса и телефоны, а сколько мест, в которых жила, помню? Куда приведут ноги?
Будто плотную среду, раздвигаешь время и пейзажи, передвигаешься. И не найти обратной дороги. Только вдруг вынырнет очередь за мороженым на острове Сен-Луи в Рождество то ли 81-го, то ли 82-го года, белая мелкая гвоздика ночью по дороге к Берестовому озеру, олеандры и тень стены где-то неподалёку от Трастевере, стена джунглей по дороге в городишко Сидар Ки во Флориде и пустая краболовка -сетчатая корзина с тиной. И жареные бананы в бразильской забегаловке в Гэйнсвиле.
Важное не помню - мы каждый Новый Год сжигали старый календарь, покупали в декабре перекидной, чтоб было что сжечь через год . Для мамы сжигать календарь было так же важно, как надевать в Новый Год что-нибудь новое, хоть бы и новые чулки. Если б не![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
mrka, и не вспомнила бы.
И ещё баланс между повторяемостью и новизной. Бегаю вокруг ёлки, фотографирую шарики - на просвет с окном, с разгорающимися фонариками, через ёлку.
А может, чёрт с ней, с ёлкой, - но и пальмы в рождество были, кокосовые - мы орехи давили колесом от машины, больше было нечем. И катерок, в котором мы плыли к коралловому рифу, и фотография - голые и счастливые, и рыба барракуда в глубине под лесенкой, по которой мы спускались в воду.
И закругляется каждый год, и нижутся на крепкую нитку шары, вишнёвые цветы, глициния, и рвутся с треском дырки, и их всё больше.
И три часа ночи, болтовня, мандарины, конфеты моншери, коньяк. Закрывающиеся глаза, и где-то почти рядом смысл трётся тёплым мохнатым боком, и все ушедшие водят хоровод.
Белые чайки, белые дома. Белые чайки на белом льду пруда.
Облако с резким розовым краем. Облако через ветки ивы. Голые деревья отражаются в стекле проезжающей машины.
Зима и лето - воплощение вечности. Неподвижность голых веток, инея на изумрудной траве.
Поверить в листья трудно, даже убедившись в наличии почек на деревьях. А летом невозможно поверить в их отсутствие, хоть и ползут по тротуару коричневые от жары жёсткие, как хитин, оторванные горячим ветром кривые липовые кружки - сгоревшие коржики без начинки.
В автобусах обычно бывало тепло, а в трамваях холодно - вот и дыши на стекло, оттирай варежкой. И месиво грязного снега под ногами.
Я очень много забыла - собственные адреса и телефоны, а сколько мест, в которых жила, помню? Куда приведут ноги?
Будто плотную среду, раздвигаешь время и пейзажи, передвигаешься. И не найти обратной дороги. Только вдруг вынырнет очередь за мороженым на острове Сен-Луи в Рождество то ли 81-го, то ли 82-го года, белая мелкая гвоздика ночью по дороге к Берестовому озеру, олеандры и тень стены где-то неподалёку от Трастевере, стена джунглей по дороге в городишко Сидар Ки во Флориде и пустая краболовка -сетчатая корзина с тиной. И жареные бананы в бразильской забегаловке в Гэйнсвиле.
Важное не помню - мы каждый Новый Год сжигали старый календарь, покупали в декабре перекидной, чтоб было что сжечь через год . Для мамы сжигать календарь было так же важно, как надевать в Новый Год что-нибудь новое, хоть бы и новые чулки. Если б не
mrka, и не вспомнила бы.И ещё баланс между повторяемостью и новизной. Бегаю вокруг ёлки, фотографирую шарики - на просвет с окном, с разгорающимися фонариками, через ёлку.
А может, чёрт с ней, с ёлкой, - но и пальмы в рождество были, кокосовые - мы орехи давили колесом от машины, больше было нечем. И катерок, в котором мы плыли к коралловому рифу, и фотография - голые и счастливые, и рыба барракуда в глубине под лесенкой, по которой мы спускались в воду.
И закругляется каждый год, и нижутся на крепкую нитку шары, вишнёвые цветы, глициния, и рвутся с треском дырки, и их всё больше.
И три часа ночи, болтовня, мандарины, конфеты моншери, коньяк. Закрывающиеся глаза, и где-то почти рядом смысл трётся тёплым мохнатым боком, и все ушедшие водят хоровод.
