James Salter, "Light years"
Apr. 14th, 2008 12:44 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaВся в дымке, вот ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
i_shmael говорит – освещённая осенним солнцем – может быть, и так.
Сначала я насторожилась – написано с огромной нежностью и живостью – я вспомнила единственный нравящийся мне фильм Вуди Аллена – Манхеттэн – не фильм даже, одну сцену, которую, к тому же, я, может быть, и выдумала – падает снег, засыпает улицы, и маленький Вуди смотрит на этот снег через окно.
И правда, – герой внешне имеет что-то общее с Вуди – небольшого роста нью-йоркский еврей с интеллигентными чертами лица. Потом вспомнила Пита Сигера «little boxes », потом героев Джона Чивера – пригородных американцев, ездящих на службу в город, и их неработающих жён. Подумала – надо же – можно писать с нежностью о том, о чём другие пишут со злой насмешкой – всё зависит от точки зрения.
А читая дальше, осознала – сходство – не более, чем внешняя канва, – нет его.
Последнее поколение неработающих женщин – книжка начинается в самом конце пятидесятых, героям под тридцать. Поколение больших перемен. Зарождения феминизма, резких изменений в жизни после сорока, неожиданных решений. Героиня – Недра – в 40 лет уходит от мужа Вири, про которого в конце книги мы неожиданно узнаём, что Вири – это Владимир, – в никуда, в последней попытке изменить жизнь – хорошую, между прочим, жизнь – обрести свободу и с ней собственную значительность. А толчок к уходу – прочитанная биография Кандинского, который взял и всё изменил, уехал из Мюнхена от подруги, исчез...
Уходит в никуда от ближайшего друга – они живут вместе до развода, а после развода Недра уезжает в Европу. На год? Навсегда? И плачет, проезжая мимо поля, где когда-то упала с лошади и наутро умерла чужая девочка.
Книга обманчива. Всё это не более чем сюжет, а сюжет не играет никакой роли. Собственно, его нет.
Я несколько раз, читая, ловилась на стереотип. Недра говорит где-то, что хочет денег, и я подумала – американская романтизация денег – как мерила успеха, а речь-то идёт о деньгах , как о возможности о них не думать. Купить домик у моря, в месте, куда ещё не добралась застройка, где старые фермы, яблоневые сады, пустые пляжи, дюны, чайки.
Герои – нью-йоркские интеллигенты – книги, музыка, атрибуты размеренной непустой жизни.
Это книга – будто чья-то память. Эпизоды, эпизоды, клочки несвязные, любовники, любовница, подрастающие дочки – в счастливейшем из домов – как в нашем детстве – детские дни рожденья с играми, чтение по вечерам. Из блюдечка лакает щенок бесхвостой пастушьей собаки – Хаджи. Он растёт, умнеет. Длиннющие уши чёрного кролика Лоуренса.
Двадцать лет жизни.
Книга не трагическая, хоть там много смертей, – невыразимо печальная.
А в какой жизни нет смертей?
Трёхлетней соседской девочки, которой отрезали ногу из-за рака, Недры, кролика Лоуренса...
В первом эпизоде Вири, вернувшийся с работы, бежит искать убежавшую пони Урсулу, он кричит, идёт по мокрой траве, темнеет. Когда Вири возвращается домой, пони стоит у крыльца. Она мягкими губами берёт с ладони яблоко и не говорит, где была.
В самом конце книги Недра спрашивает у выросшей старшей дочки, помнит ли та Урсулу...
Отец Недры – неумный коммивояжёр, ездящий из городишки в городишко с оконными рамами. Недра в юности рванувшая, уехавшая из этого затхлого мира, из душного городка, чтоб никогда не возвращаться туда.
Отец время от времени приезжает в гости, говорит глупости, играет в карты, – но не обременяет никого, ничего не требует... И в нетребовательности и благодарности поднимается над своей неосмысленностью. Смертельно больной, никому об этом не сообщает, рассказывает врачам о своей трёхногой кошке, как она по деревьям лазает.
Вири – архитектор. Да, надеется чего-то достичь, на кухне в рамке открытка, написанная Гауди – нет, не Вири, какому-то другому человеку. Стать знаменитым – ведь архитекторов признают при жизни.
Вырастают умные красивые любимые и любящие дочки.
За кадром смерть Хаджи – ясно, что когда умер пёс, Вири продал дом, где жил с ним вдвоём. Уехал в Европу, женился на итальянке, вся вина которой только в том, что она слишком от него зависит, и что она – не часть той, ушедшей бесконечной жизни.
Умерла Недра, умер один из ближайших друзей – Питер...
Вири приезжает из Рима, где он теперь живёт, где, вроде бы, его даже начинают ценить, как архитектора...
Идёт по мокрому лесу и смотрит на их с Недрой дом у самой реки, это не дом – это прошедшая жизнь... Дом, в котором он читал в Рождество вслух Дилана Томаса – «Рождество в Уэльсе»... Катались на коньках по Гудзону, летним вечером он шел к реке и бежал перед ним пёс Наджи...
В некотором смысле это книга о счастье. Эти годы – пустой пляж, книги, рождественский календарь, который Вири рисует для девчонок, влюблённости, бегущая к реке собака – это и есть счастье... И о неизбежности боли. О времени – бегущем и неподвижном... А о чём ещё стоит писать?
i_shmael говорит – освещённая осенним солнцем – может быть, и так.
Сначала я насторожилась – написано с огромной нежностью и живостью – я вспомнила единственный нравящийся мне фильм Вуди Аллена – Манхеттэн – не фильм даже, одну сцену, которую, к тому же, я, может быть, и выдумала – падает снег, засыпает улицы, и маленький Вуди смотрит на этот снег через окно.
И правда, – герой внешне имеет что-то общее с Вуди – небольшого роста нью-йоркский еврей с интеллигентными чертами лица. Потом вспомнила Пита Сигера «little boxes », потом героев Джона Чивера – пригородных американцев, ездящих на службу в город, и их неработающих жён. Подумала – надо же – можно писать с нежностью о том, о чём другие пишут со злой насмешкой – всё зависит от точки зрения.
А читая дальше, осознала – сходство – не более, чем внешняя канва, – нет его.
Последнее поколение неработающих женщин – книжка начинается в самом конце пятидесятых, героям под тридцать. Поколение больших перемен. Зарождения феминизма, резких изменений в жизни после сорока, неожиданных решений. Героиня – Недра – в 40 лет уходит от мужа Вири, про которого в конце книги мы неожиданно узнаём, что Вири – это Владимир, – в никуда, в последней попытке изменить жизнь – хорошую, между прочим, жизнь – обрести свободу и с ней собственную значительность. А толчок к уходу – прочитанная биография Кандинского, который взял и всё изменил, уехал из Мюнхена от подруги, исчез...
Уходит в никуда от ближайшего друга – они живут вместе до развода, а после развода Недра уезжает в Европу. На год? Навсегда? И плачет, проезжая мимо поля, где когда-то упала с лошади и наутро умерла чужая девочка.
Книга обманчива. Всё это не более чем сюжет, а сюжет не играет никакой роли. Собственно, его нет.
Я несколько раз, читая, ловилась на стереотип. Недра говорит где-то, что хочет денег, и я подумала – американская романтизация денег – как мерила успеха, а речь-то идёт о деньгах , как о возможности о них не думать. Купить домик у моря, в месте, куда ещё не добралась застройка, где старые фермы, яблоневые сады, пустые пляжи, дюны, чайки.
Герои – нью-йоркские интеллигенты – книги, музыка, атрибуты размеренной непустой жизни.
Это книга – будто чья-то память. Эпизоды, эпизоды, клочки несвязные, любовники, любовница, подрастающие дочки – в счастливейшем из домов – как в нашем детстве – детские дни рожденья с играми, чтение по вечерам. Из блюдечка лакает щенок бесхвостой пастушьей собаки – Хаджи. Он растёт, умнеет. Длиннющие уши чёрного кролика Лоуренса.
Двадцать лет жизни.
Книга не трагическая, хоть там много смертей, – невыразимо печальная.
А в какой жизни нет смертей?
Трёхлетней соседской девочки, которой отрезали ногу из-за рака, Недры, кролика Лоуренса...
В первом эпизоде Вири, вернувшийся с работы, бежит искать убежавшую пони Урсулу, он кричит, идёт по мокрой траве, темнеет. Когда Вири возвращается домой, пони стоит у крыльца. Она мягкими губами берёт с ладони яблоко и не говорит, где была.
В самом конце книги Недра спрашивает у выросшей старшей дочки, помнит ли та Урсулу...
Отец Недры – неумный коммивояжёр, ездящий из городишки в городишко с оконными рамами. Недра в юности рванувшая, уехавшая из этого затхлого мира, из душного городка, чтоб никогда не возвращаться туда.
Отец время от времени приезжает в гости, говорит глупости, играет в карты, – но не обременяет никого, ничего не требует... И в нетребовательности и благодарности поднимается над своей неосмысленностью. Смертельно больной, никому об этом не сообщает, рассказывает врачам о своей трёхногой кошке, как она по деревьям лазает.
Вири – архитектор. Да, надеется чего-то достичь, на кухне в рамке открытка, написанная Гауди – нет, не Вири, какому-то другому человеку. Стать знаменитым – ведь архитекторов признают при жизни.
Вырастают умные красивые любимые и любящие дочки.
За кадром смерть Хаджи – ясно, что когда умер пёс, Вири продал дом, где жил с ним вдвоём. Уехал в Европу, женился на итальянке, вся вина которой только в том, что она слишком от него зависит, и что она – не часть той, ушедшей бесконечной жизни.
Умерла Недра, умер один из ближайших друзей – Питер...
Вири приезжает из Рима, где он теперь живёт, где, вроде бы, его даже начинают ценить, как архитектора...
Идёт по мокрому лесу и смотрит на их с Недрой дом у самой реки, это не дом – это прошедшая жизнь... Дом, в котором он читал в Рождество вслух Дилана Томаса – «Рождество в Уэльсе»... Катались на коньках по Гудзону, летним вечером он шел к реке и бежал перед ним пёс Наджи...
В некотором смысле это книга о счастье. Эти годы – пустой пляж, книги, рождественский календарь, который Вири рисует для девчонок, влюблённости, бегущая к реке собака – это и есть счастье... И о неизбежности боли. О времени – бегущем и неподвижном... А о чём ещё стоит писать?
