mbla | Jan. 28th, 2008

Jan. 28th, 2008

"Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке – Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса."

Особенно плох был бегемот Ганс: во время штурма города советскими войсками в него попало 7 шальных пуль. Бедное животное было обнаружено в канаве на окраине зоопарка. Спас гиппопотама зоотехник Владимир Петрович Полонский, на деле опровергнув пословицу "что русскому хорошо - немцу смерть" ;) В архивах сохранилась "История лечения бегемота" (отчёт зоотехника о проделанной работе), из которой известно, как буквально с рук был выхожен несчастный немецкий бегемот.

О нём уже писали

a_v (http://a-v.livejournal.com/194464.html),

i_shmael (http://i-shmael.livejournal.com/2236365.html),

bgmt (http://bgmt.livejournal.com/369210.html).

Наконец и мы с

tarzanissimo сходили в эту субботу.

Сутина я впервые увидела в середине семидесятых – на слайдах. Я уже не помню, откуда появились в Питере слайды живописи, но мы у кого-то купили коллекцию Сутина и, кажется, Модильяни.

Продавались слайды, естественно, с рук, так же как, собственно говоря, и книги. Только книги с чёрного рынка были всё-таки изданы в советских издательствах (я слышала, что бывали в продаже Самиздат с Тамиздатом, но сама не сталкивалась), а кто делал эти слайды, и с чего (с альбомов, иногда за сумасшедшие деньги продававшихся в букинисте на Литейном, или и в самом деле с картин через какие-нибудь десятые руки), я не знаю.

Так или иначе – картины на экране на стенке смотрелись здорово. И главное, на слайдах не терялся цвет.

А я вообще, наверно, в питерской жизни очень остро чувствовала дефицит цвета. И в никогда мной не любимой русской живописи. А тут – бешеный синий, красный. Захватывало.

Потом был Сутин в «Оранжерее», однажды случайно пойманная выставка в Шартре, – и вот эта выставка, пожалуй, самая представительная.

Я у Сутина больше всего люблю пейзажи. За движение. Движение, впрочем, – не то слово, слишком медленное, слишком бесстрастное.

Мистраль- маленькие человечки в вихрях деревьев.

По утрам у моря в августе в ветреную погоду – вслушиваемся в сосны – неужели опять мистраль – сухой ветер с берега, отгоняющий тёплую воду куда-то-там, и из глубины – бездонная, холодная всплывает на поверхность, и бегут бурунчики от пляжа в даль.

Сумасшедшие пляшущие деревни, взбегающие на холм.

Лестницы и дороги – карабкаются – вперёд и вверх. На жёлтой дорожке идущий человек кажется лежащим, так эта дорожка устремлена ввысь.

И ещё деревья, они цепляются корнями, чтоб не улететь. Рвутся кроны.

Южные пейзажи – Céret во французской Каталонии, Cagnes, Vence – городки под Ниццей.

Вроде бы, когда жил на юге, Сутин всё время хотел в Париж, и только Зборовский – патрон Модильяни и Сутина, и многих других – уговаривал его не возвращаться. Про таких меценатов никогда нельзя сказать, чего в их деятельности больше – спасительной готовности покупать у неизвестных художников картины, или рабовладения – у художников-то выбора нет.

Сутин вернулся на север – Шартрский собор, замок на курьих ножках на Луаре. Но пейзаж его остался на юге – где ж возьмёшь на севере эту охру, откуда извлечь эти сочетания жёлтого, синего, красного. Северные цвета тише. И нет в городках стольких лестниц в небо, и не несутся вверх дороги. Сутин стал тише. И не шла ему эта тишина.

Впечатление, что отмирают целые пласты души, и к началу войны – совсем мёртвые картины. Страшные.

Сначала хочется связать ужас с войной, когда он отказался уехать в Америку, когда его подруга попала в лагерь для интернированных. И он через пару лет так глупо умер – от язвенного кровотечения...

Но эта мёртвость началась ещё до войны. Всё усиливалась. Очень страшная вещь – «Материнство» – ребёнок на руках не спящий – тряпичный.

( Read more... )