
Мартовским вечером – когда не март, а май, когда тепло забирается под кожу, щекочет, и ветром продувает невесомую куртку, но не ёжишься – ожидание, предощущение, нет, скорей погружение в смесь звуков, запахов, памяти, и даже запах духов проходящей мимо девчонки – в ту же копилку.
В такой же день теплейшей весны двадцать с чем-то лет назад мы сидели с мамой за столиком у реки Некер в Гейдельберге – красные крыши-белые лебеди, зелёные холмы вокруг вылизанного коровьим шершавым языком городка.
Мы пили пиво, внутри мурчалось, а мама вдруг сказала – в такой вечер рядом нужен мужик – изумив меня, тогда ещё всё-таки дуру – в тридцать у меня внутри ещё была неонка – модель – всему своё время.
Одновременно цветут форзиции и терновник, и первые ветреницы, лиловые с белым, как алжирская редька с рынка, – зябкие, подрагивают в сухих листьях.
А в лесу Рамбуйе сегодня, когда под ногами казалось совсем почти зимне – если не вглядеться и не заметить – пузырящаяся от лягушачьей икры вода в канаве, одинокий мелкий нарцисс, прострелы, ветреницы.
Из кустов выскочил кабанёнок – крепкий, не маленький, но ещё полосатый – небось, подросток, и помчался от нас в шуршанье и треске. Кричали фазаны, и один для Васьки обронил перо.
А мохнатые коровы, лёжа на лугу, жевали – тихо и мерно, источая невозмутимый покой, окутанные сладким запахом, и блестели их жёлтые мокрые носы...