![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Через реку... Из чего не будет стихов
Sep. 10th, 2013 02:36 pmМожно подняться вверх по лестнице, ведущей вниз, но временная ось односторонняя...
Время течёт, бежит – обычные глаголы – от них не веет смертным холодом – но нет – горная река время, – камни ворочает, и против течения – никак. А по течению кости ломает.
Что было в Лондоне?
Разговоры, гуси и облака.
22 года назад в телефонной будке возле Марбл Арч мы забыли записную книжку... Будка на месте, а к записной книжке мы вернулись ещё тогда.
На Портобелло, где когда-то на улице можно было подстричься панком, где на канале в палатках, в нетопленных баржах жили бродяги-студенты – вчера в Индии – завтра на Навоне – субботняя толпа воздевает мобильники к деревяннному синему домику с геранями, к табличке, что там жил Оруэлл.
Серые канадские гуси уже темнеющим, уже не летним вечером низко и молчаливо летели над Трафальгарской площадью, над фонтаном, над Нельсоном, над львами, над синим громадным петухом, который поселился там год назад – над петухом, над Нельсоном, над львами.
Облака после дождя клубились в небе и под ногами.
Перемещаться – трогать чужие ли, свои следы...
В Гайд-парке на пруду мерно скрипела наша прокатная гребная лодка, стараясь не ткнуться в бок идущему наперерез водному велосипеду.
Такую лодку, синюю облезлую, 22 года назад мы взяли на северном английском озере – среди кудрявых кокетливых гор.
И где-то в той памяти, от которой ключи потеряны, где не отличить от яви сон – плещет озеро июньским вечером, лодки качаются на привязи у мостков, пахнет сладкой озёрной водой, и в обещании вечности та сладкая тоска с запахом сена, которую я слышу в мычанье шагаловских коров.
Время течёт, бежит – обычные глаголы – от них не веет смертным холодом – но нет – горная река время, – камни ворочает, и против течения – никак. А по течению кости ломает.
Что было в Лондоне?
Разговоры, гуси и облака.
22 года назад в телефонной будке возле Марбл Арч мы забыли записную книжку... Будка на месте, а к записной книжке мы вернулись ещё тогда.
На Портобелло, где когда-то на улице можно было подстричься панком, где на канале в палатках, в нетопленных баржах жили бродяги-студенты – вчера в Индии – завтра на Навоне – субботняя толпа воздевает мобильники к деревяннному синему домику с геранями, к табличке, что там жил Оруэлл.
Серые канадские гуси уже темнеющим, уже не летним вечером низко и молчаливо летели над Трафальгарской площадью, над фонтаном, над Нельсоном, над львами, над синим громадным петухом, который поселился там год назад – над петухом, над Нельсоном, над львами.
Облака после дождя клубились в небе и под ногами.
Перемещаться – трогать чужие ли, свои следы...
В Гайд-парке на пруду мерно скрипела наша прокатная гребная лодка, стараясь не ткнуться в бок идущему наперерез водному велосипеду.
Такую лодку, синюю облезлую, 22 года назад мы взяли на северном английском озере – среди кудрявых кокетливых гор.
И где-то в той памяти, от которой ключи потеряны, где не отличить от яви сон – плещет озеро июньским вечером, лодки качаются на привязи у мостков, пахнет сладкой озёрной водой, и в обещании вечности та сладкая тоска с запахом сена, которую я слышу в мычанье шагаловских коров.
