![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Apr. 30th, 2014 05:35 pmВ Париже в этот викенд был Ишмаэль, так что как водится, когда он приезжает, я сходила на выставку – на этот раз на импрессионистов из частных коллекций в Мармотане.
Там, среди прочего, несколько картин Моне, которых я никогда не видела.
Курчавые тополя под кудрявыми клубящимися облаками над Сеной в серебристой чешуе. Парусник отражается в подёрнутой гусиной кожей воде под жёлтым просвеченным вечерним небом. Желтоглазый паровоз светится изнутри красноватым жаром.
Кое-где, по-моему, из хулиганства устроителей, рядом с Моне повесили Сислея и Писарро с очень, вроде, похожими по сюжету и исполнению пейзажами, только рядом с Моне – Писарро и Сислей уменьшаются, тушуются...
На их пейзажи приятно очень смотреть, они радуют и рифмуются с любимым виденным, но у Моне – открывается дверь и ты заходишь внутрь. И нет для меня роднее живописи, чем за дверью его картин.
И жизнь его – аж позавидуешь – выходить утром на берег Сены, на берег моря, в сад – и день ото дня, изо дня в день – в снег, в туман, в светящийся воздух, в лето, в зиму – одно, да не одно и то же, писать.
То самое «ни дня без строчки», к которому так Васька рвался другими средствами, – суть нашей с ним жизни – когда пытаешься ухватить, оставить хоть где-то всё, что проходит мимо, касается, – схватить за хвост дикие гиацинты, глобус в шутовском венецианском колпаке на столе возле компа, серо-голубую дымку над песком в Бретани – сохранить, присвоить...
Поздний Моне, полуслепой – пруд и вокруг красные цветы, которые превращаются в ярких рыбок – и не знаешь – где верх, где низ, где берег, где вода...
Там, среди прочего, несколько картин Моне, которых я никогда не видела.
Курчавые тополя под кудрявыми клубящимися облаками над Сеной в серебристой чешуе. Парусник отражается в подёрнутой гусиной кожей воде под жёлтым просвеченным вечерним небом. Желтоглазый паровоз светится изнутри красноватым жаром.
Кое-где, по-моему, из хулиганства устроителей, рядом с Моне повесили Сислея и Писарро с очень, вроде, похожими по сюжету и исполнению пейзажами, только рядом с Моне – Писарро и Сислей уменьшаются, тушуются...
На их пейзажи приятно очень смотреть, они радуют и рифмуются с любимым виденным, но у Моне – открывается дверь и ты заходишь внутрь. И нет для меня роднее живописи, чем за дверью его картин.
И жизнь его – аж позавидуешь – выходить утром на берег Сены, на берег моря, в сад – и день ото дня, изо дня в день – в снег, в туман, в светящийся воздух, в лето, в зиму – одно, да не одно и то же, писать.
То самое «ни дня без строчки», к которому так Васька рвался другими средствами, – суть нашей с ним жизни – когда пытаешься ухватить, оставить хоть где-то всё, что проходит мимо, касается, – схватить за хвост дикие гиацинты, глобус в шутовском венецианском колпаке на столе возле компа, серо-голубую дымку над песком в Бретани – сохранить, присвоить...
Поздний Моне, полуслепой – пруд и вокруг красные цветы, которые превращаются в ярких рыбок – и не знаешь – где верх, где низ, где берег, где вода...
