Обидуш, или, может, Обидус – кто этот шипящий язык разберёт – игрушечный городок, окружённый крепостными стенами. Там вишнёвый ликёр жинжу подают в шоколадных чашечках. Очень неудобно – чашечку наполняют почти до краёв – пьёшь маленькими глотками и боишься расплескать, или того хуже – сломать хрупкий сосуд, который потом ведь ещё и сжевать хочется, вдыхая шоколадно-вишнёвый дух. Шоколадная чашка со сладким ликёром – кокетливое дамское питьё, хоть и вкусно очень. А если попросишь жинжу в стакане, так нальют куда больше – а не попадайся в ловушку для туриста. Кстати, в этом Обидуше вообще шоколадное безумие – какой-то в марте фестиваль шоколада, и стоит в магазине всякой фигни огромный, в больше-чем-натуральный рост шоколадный горилл. Может быть, Кинконг. И пахнет он шоколадом, и голая его шоколадная жопа выглядит очень вызывающе, хочется его по ней хлопнуть. «Ты был Николаем, а стал Шоколаем» – утверждала Юнна Мориц, когда она ещё писала стихи...
Растут там почему-то не апельсины, а сплошные лимоны. А по крепостной стене, не то чтоб очень широкой, можно гулять, и это главный кайф Обидуша. Идёшь себе, щуришься, глядишь сверху вниз на белые стены, да на цветущие иудины деревья.
От Лиссабона он – на север, и ехали мы туда через эвкалиптовые леса.
***
А на юг едешь – через леса пробковых дубов и оливковые рощи.
Мимо виноградников, невнятных полей и аистов на столбах высоковольтных линий. Столько аистов я видела только в Эльзасе. Причём они твёрдо знали, что именно Эльзас – их любимая родина, куда следует возвращаться из Африки, и в соседнюю Лотарингию не залетали. Вот и к югу от Лиссабона – аистятник – иногда на одном столбе четыре-пять гнёзд. Аисты там вместо наших сорок.
К юго-востоку – Эвора – белый город мавританский, на Кордову похож. Когда-то с Васькой в Кордове мы глядели на памятник Маймониду, на белых голубей, на патио с неизменными канарейками, на цапель у реки и на собор, похожий внутри на лес, – но не полюбили Андалузию. Что-то не кликнуло, не срослось, и думали – а зря мы не поехали в наш любимый Рим, что мы тут... Бесконечная невозвратность. Бьюсь в стекло собственных страхов, во всех почти поездках – неумения расслабиться. Боялась опоздать на самолет, потеряться в чужом лабиринте... И когда появились деньги так, чтоб о них не думать, я уже не могла таскать Ваську неведомо куда...
В городишке Алкасар-ду-сал на юг от Лиссабона – толстенные оливы, про которые сразу понимаешь – давно они живут на свете, да глядят с холма на реку. Алкасар – город на реке, вокруг – рисовые поля. На холме над ним какой-то несущественный замок, через реку высокий пешеходный мост, у берегов тростник – то ли поющий, то ли бормочущий, неумолчный под ветром, – белые улицы, и ни одной звёздочки в путеводителях. Замковый холм порос мимозой. И дюны мимозой поросли. Мы поехали оттуда по дорожке по узкой косе – дюны слева, дюны справа – лиловый львиный зев на песке – похожий на садовый, а на самом деле полевой. Ветер, и страшновато отходить от дороги – потеряешься в дюнах – ищи-свищи.
С парома, на котором от кончика длиннющей косы, где вдруг из ниоткуда курортное пустынное, мёртвое в марте поселение почему-то по имени Троя – пара высотных зданий, да пляж – мы плыли в городок Сетубал, – видели дельфиньи спины. Дельфин – волшебный зверь – ну почему чёрная гладкая мелькнувшая в волнах спина наполняет видящего радостью и гордостью? А уж когда в Эйлате я плавала с ними, и дотрагивалась, чувствовала наощупь галошную кожу – это было наслаждение сродни оргазму. Васька с Димкой ждали меня на берегу, глядя на этих вольных дельфинов, приплывающих в дельфинарий через постоянно открытые воротца – за рыбкой и в мячик поиграть, и на других поглядеть, да себя показать. Или наоборот – в мячик поиграть, себя показать, и за рыбкой заодно. Лучшее, что со мной было тогда в Израиле – галошная дельфинья спинка – даже рука помнит это до сих пор.
Португалия – отчасти Италия 30-летней давности, – та же приветливость, расположенность, открытость, готовность понять твоё бессмысленное бормотанье на незнакомом языке. Только не шум-крик-гам-рукомаханье, а расслабленность и мягкость. И нет итальянского – вплетенья культуры в пейзаж – маков на развалинах –для Италии всё-таки главного – куда там без этих камней, которые всё видали. Тут – землетрясение в 18-ом веке снесло весь Лиссабон с лица земли, аж течение реки изменило. Остались монастырь, да башня в Белеме, – откуда Васко да Гама в плаванье отправлялся. Кстати, единственное оттолкнувшее в Лиссабоне – Белем –белый-белый монастырь, белая-белая башня – 15 изукрашенный богатый королевский век, а вокруг – эспланада да авениды – салазаровские – Сталин, Франко, Салазар – от всех них остались эти нечеловечьи бетонные просторы, а 15 век в изукрашенном исполнении – да туда же – громада во славу короля – белая наглая.
Полезла в гугл смотреть, что же открыл Васко да Гама, имени которого в Лиссабоне тринадцатикилометровый мост через залив. С брабантскими гумилёвскими манжетами – золотишко для короны добывал, перец, корицу. Путь нашёл вокруг Африки в Индию. А как-то раз сжёг мусульманских паломников – целый корабль, никого не пощадил – ему в иллюминаторы младенцев и серьги с кольцами, в оплату за спасение младенцев, протягивали. Но В. Гама, как он тут часто называется – мост В. Гама, проспект В. Гама – глядел на это сожжение неверных не без удовольствия. Известное дело – вполне можно стать национальным героем, уничтожив побольше неверных, или попросту использованных и отработанных.
Попадая в южные страны на исходе зимы, еще не тёплой весной, забываешь про длящуюся полгода жару. В домах пол холодит через тонкие тапочки, зарываешься ночью я одеяло, а днём тепло сменяет холод на бешеной скорости, – туда-сюда.
А попав на океан, – огромный, не умещающийся ни в глаза, ни в объектив, – на секунду думаешь, что ты в Ирландии – в июле – зелень, и дышит-шевелится живое море под обрывом. Но опускаешь взгляд и – весенние цветы. Огромные розовые посейдонии – на Средиземном нашем море они в июле, и поменьше – и Машка тут же поняла, а я не сразу – коротенькие не знамо кто лиловые – они просто ирисы-коротышки, и жёлтыми полями – коротышки-нарциссы.
Океан дышит – бьёт в камни и бешеным фейерверком рвётся вверх – и вдруг, всегда вдруг – высоченная волна на пустом месте – среди моря.
Наеподалёку от мыса Эспишел (Эспихел?) в 13-ом веке рыбаки нашли следы динозавра, но поскольку про динозавров им ничего известно не было, они решили, что это следы гигантского мула девы Марии. Почему не такая уж огромная дева ездила на громадном муле, они не знали, но построили на мысу и церковь, и часовню – почему-то не сразу после находки.
А ходил там большой травоядный добрый динозавр, может, даже дианозавр, как говорил один наш приятель, которого, увы, давно в живых нет. Дианозавр – с полным именем зверь.
Мы до звериных следов не успели дойти – предпочли спуститься с верхотуры к морю по широкой глинистой тропе с ухабами и дырками – одна дырища такая большая, что метра на два провалишься, коль её не заметишь – прямо под тропу.
Почти у самой воды – взрывы, завихрения, шипенье прибрежное, и посейдония с чайное блюдце – розовая и кремовая. Здесь не гранит, как в Бретани, собственно, не скалы даже – тут высоченный земляной берег. Неподалёку от часовни плакатик с картинкой – кусочек берега отваливается, и маленький человечек, перекувырнувшись, летит с бесконечной высоты в море.
И вправду, когда подходишь к обрыву, возникает лёгкая в ногах неуверенность – а вдруг да поползёт. Кролики носятся, вздёргивая белые попы.
А когда мы возвращались по горной дорожке в Лиссабон, к остановившемуся передохнуть на подъёме велосипедисту прямо по дороге протрюхала лиса, и казалось, чего-то от него хотела. Что мог он припасти для лисы? Мы не остановились, негде там было, и лиса обратно в лес ушла – но мы успели увидеть, как она подходила парой слов с велосипедистом перемолвиться.
Что страна бедная, чувствуется по продуктовым магазинам – не сто тыщ упаковок, а просто сто, и практически не видно не португальских продуктов, разве что марокканские овощи. Вне сезона и овощей-то мало – сплошные цитрусовые, у которых, по-моему, всегда сезон. А вот чинят и строят там всё время. И ощущение от этих облупившихся домов с отлетающей плиткой – кстати, облицовка – нарядная плитка, как в ванной, – не что они разваливаются, а что их ещё не дочинили.
И ещё очень много ручного труда. С вопиющими нарушениями элементарной техники безопасности. Тыщу лет я не видела, чтоб человек молотком, подняв попу к небу, бил мостовую. Или вбивал огромным молотом железную палку в стену, – при этом молот оказывался то и дело в нескольких сантиметрах от совершенно голых пальцев. Ну, и несмотря на то, что на плакатике, висящем возле стройки, изображён человечек в жёлтой каске, и написано, что она обязательна, по лесам с этажа на этаж бегают люди без касок и непривязанные – правда, очень ловкие.
Машка задумчиво сказала, – странно, что не знаем мы никаких португальцев, кроме В. Гамы, чьего имени мост, – ни писателей, ни художников, ни музыкантов. Ну вот Васька Камоэнша читал, – а в городе, – что ни улица, то имени какого-нибудь поэта, писателя, журналиста. И памятники им стоят, и цитаты на камне выбиты. Поэтов, вроде бы, больше, чем писателей.
И показалось мне, что мы, как та американская тётенька, которая в школе в Провиденсе учила детей из Союза английскому в той специальной программе, где я их учила всему остальному. Когда девочка из Таллинна принесла альбом городских фотографий, Барбара страшно удивилась каменным башням – «Эстония – это Россия, Россия – это избы". Может, и наше незнание Португалии – такого рода. Захотелось мне португальскую литературу почитать. И по возможности кого-нибудь современного. Увы, стихи в переводе – совсем не очевидно, что читаемы.
Мало того, в подтверждение того, что живём мы в одном большом компьютере, стоим железными ящиками на пыльном лемовском чердаке, – стоило нам вернуться в Париж, как Машка в метро увидела человека, читавшего по-португальски толстенный португальский роман – шестое издание.
***
Аэропорт в Лиссабоне почти в центре, поэтому улетая, видишь из-под облаков огромную площадь у большой воды, и бесконечный мост через залив. И оказывается – как с Италией – хочется опять сюда. Еще одно моё место. А Ваське вот не показала... Но это можно было сделать только очень давно, когда лесенки-лесенки-лестницы не мешали ему...когда в Альпах как-то он поднялся вверх на 900 метров и ужасно гордился...
Про Португалию. Начало