(no subject)

Позавчера мы отправились из лета в весну. Перезапустить часы в обратную сторону несложно. В прошлом веке я однажды ранне-летним медовым апрельским вечером на Северном вокзале села в поезд «Париж-Москва». На следующий день я приехала в Польше в раннюю весну.

Позавчера мы всего лишь метров на 800 поднялись, на машине, переходя с одной асфальтовой дорожки-тропинки на другую.

Бросили машину в городке с торжественным названием Saint-Christol d’Albion и пошли через весенний лес, где цвели дикие яблони, боярышник, на дубах только проклюнулись листья, ещё не отцвели печёночницы, в русском обиходе моего детства называемые фиалками – их на первое мая на всех углах бабушки продавали в перевязанных суровой ниткой пучках. А на глазах вянущие ветреницы назывались подснежниками и продавались в пучках побольше.

Мы прошли через кроличью изрытую опушку, и было Тане щастье – нам навстречу выскочил симпатичный кролик с тёмной спинкой и белым хвостиком. Естественно, не родился ещё пудель-штрудель-яблочный пирог, которому удалось бы кролика поймать, но «не догоню, хоть согреюсь», – сказала Таня.

Из лесу тропа вышла к полям лаванды, и снежные вершины вдруг оказались не так уж далеко. Так мы и шли, посвистывая – вверх-вниз, в буковый лес, где буки стоят на слоновьих серых ногах, потом на луга поближе к вершинам, потом в балку, – и в конце концов широкой дугой вернулись в городок в Сен-Кристоль, где ещё не отцвела сирень.

Когда мы тихо поехали по асфальтовой тропинке домой – из лесу выскочила косуля, перемахнула через дорогу одним прыжком, и Таня с заднего сиденья только вспискнула ей вслед.
( Read more... )

(no subject)

Сегодня до середины дня через нас проносились грозы – грохотали, валились на виноградники и в траву, будили мирно спящую клубком на диване Таню.

А потом, как и обещано было, тучи разошлись, открыв голубые дыры, и мы с Машкой, оставив Бегемота проверять студенческие работы, а Таню и Гришу спать, отправились гулять – в деревню по имени Bastidonne, которую мы прозвали Бастиндой. Она километрах в четырёх от дома, и мы там ни разу не были.

Шли среди виноградников, мимо оливковой рощи, по обочине дороги на ветру подсыхала трава. Щурились в вечернем солнце. Потом вдруг услышали какого-то странного петуха, вроде как петь он ещё не умел, а только учился. Я предположила, что возможно, это и не петух, а попугай у петуха берёт уроки.

В деревне оказалась церковь 13-го века, кафе и библиотека. На доске объявлений сообщение о выставке фотографий из страны Чад и о сборе денег для Чада. Магазина нет, может, автолавка по утрам приезжает.

Церковь была закрыта, а кафе открыто, и бородатый владелец сварил нам вполне пристойный кофе. Выставка фотографий из Чада тоже оказалась в кафе, это явно такой деревенский культурный центр. Мы сели за столик в саду, куда вышли через заднюю дверь, пройдя мимо троих беседующих. Интеллигентного вида лет пятидесяти очень элегантные мужчина и женщина разговаривали с неопределённого вида молодым человеком.

Мы сели возле цветущего каштана, на нас сверху из соседнего дома выше по холму глядел бело-рыжий пёс.

О чём стоящие в дверях говорят, нам было не слышно, пока вдруг молодой человек с сильным акцентом не произнёс по-русски: «Как вас зовут?». Фраза его явно была обращена к собеседникам, а не к нам, хотя на секунду мы подумали, что люди нас услышали и поняли, что мы их обсуждаем (а мы действительно строили предположения о том, что это за пара, судя по рукам, явно не крестьянским трудом занятые, может, кто-то из них деревенский библиотекарь, но какой-то в целом вид у них был неместный), но мы не орали, тихо говорили. При этом русская фраза явно была не частью беседы, а демонстрацией умения произнести что-то по-русски.

Я попыталась ткнуться в телефон – все эти предвыборные дни тычусь в него лихорадочно, – сегодня, в последний перед выборами день, нет опросов, но зато есть хакнутые счета и вброс дезы… Машка велела мне перестать ходить по потолку.

Потом старшие ушли, и парень на прощанье сказал им: Bonnes élection (хороших выборов)!

Хозяин кафе вышел с чашкой кофе и сел за столик. Парень ушёл в кафе и вернулся с пивом.

Подсел к хозяину и обратился к нам на хорошем английском: «вы не по-испански говорите?

– А, по-русски, – обрадовался он – значит, я правильно понял, что вы услышали мою русскую фразу!

– Меня зовут Hugo. Я француз.

Имя он произнёс по-французски,  – не Гюго и не Юго.

Сказал нам, что работает в России: сначала в Петербурге, а теперь в Москве коммерческим представителем какой-то неизвестной мне фирмы, названия которой я не запомнила.

Мы ещё немного посидели, заплатили за кофе в два раза меньше, чем в Париже, и пустились в обратный путь в облаке медовых запахов цветущей акации под густо-синим небом, где несколько кокетливых невинных облачков паслись где-то на обочине.