(no subject)

Шла по бульвару Османа неподалёку от Оперы – совсем не мои места. И вдруг скользнула взглядом по шоколадному магазину – и сразу – «Холодная осень» –воспитанница героини «служила» в шоколадном магазине возле Мадлен, - ну, не в этом, наверно... Хоть и близко Мадлен к Опере.
Рассказ-то на страничку – из ровно двух Бунинских, которые захлёстывают – почти наизусть помню. Второй, конечно, – первый, на самом деле – «в Париже».

«Какая холодная осень! Надень свою шаль и капот...» – её жених цитирует в 14-ом году и говорит, что «шаль и капот» – «времена наших бабушек»...

Рассказ 44-го года – времена наших бабушек...

Вот Александр Сергеич – всё ж давно, а Бунин – нет. Мой двадцатый век.

Только и слышен свист в ушах.

(no subject)

…Особенно, когда октябрьский ветер
Мне пальцами морозными взъерошит
Копну волос, и пойман хищным солнцем,
Под птичий крик я берегом бреду,
А тень моя, похожая на краба,
Вороний кашель слышит в сучьях сонных,
И вздрогнув, переполненное сердце
Всю кровь стихов расплещет на ходу –

Я заточён в словесную тюрьму,
Когда на горизонте, как деревья,
Бредут болтливые фигуры женщин,
А в парке – звёздная возня детей…
И я творю стихи из буков звонких,
Из дуба басовитого, из корня
Терновника, или из этих древних
Солёных волн – из тёмных их речей.

И папоротник маятником бьётся:
Раскрой мне этот нервный смысл времён,
Смысл диска, вспыхивающего рассветом,
Смысл флюгера, что стонет от ветров, –
И я опять стихи творю из пенья
Лужаек, шорохов травы осенней,
Из говорящего в ресницах ветра,
Да из вороньих криков и грехов.

Особенно когда октябрьский ветер…
И я творю стихи из заклинаний
Осенних паучков, холмов Уэллса,
Где репы жёлтые ерошат землю,
Из бессердечных слов, пустых страниц –
В химической крови всплывает ярость,
Я берегом морским иду и слышу
Опять невнятное галденье птиц.


Дилан Томас в Васькином исполнении