(no subject)

Я шла по лесной дорожке из кооперативного магазина на краю Ля-Тур-д’Эга. Собиралась только и купить, что молока да клубники, да черешни. А по дорожке пройти в радость, кажется, в похожую на ту, что испытывают коровы, когда после зимы их выпускают на луг. Как-то мы с Васькой стояли и смотрели на краю луга в Дордони у реки, как подъехал грозовик, откинул стенку кузова, и повыскакивали из кузова коровки, понеслись друг за другом по траве, высоко вскидывая ноги. Вот и я так, и даже слегка мычу себе под нос.

Ну, а купила, конечно же, куда больше, чем собиралась, вот и тащила тяжеленный рюкзак, и ещё в одной руке корзинку клубники, а в другой корзинку мелких пупырчатых огурчиков из детства.
Тащить было тяжело, и я стала себя развлекать, чтоб отвлечься от тяжести. Почему-то, уж не знаю, по какой прихоти бродящего в голове, стала играть сама с собой в города. С кем-нибудь наверняка было б интересно – называешь город, и говоришь, что в голову приходит, не раздумывая, одну какую-нибудь фразу, ну две.

Я, естественно, ничего не говорила, – вертела всплывшую картинку.

После Парижа, Рима, Питера, Венеции, Флоренции, когда картинки сыпались гурьбой, и не выбрать было, я не то, чтоб замедлилась, но некоторые города оказались почти пустыми. Впрочем, и это естественно, ведь можно было сразу все их разделить на три колонки – любимые, никакие, нелюбимые. И первая самая короткая. Впрочем, и третья невелика. Длинней всех вторая.
Но вот чему я удивилась – это тому, что оказалось, что в немалом числе городов я бывала, а живала в девяти.

Потом мне захотелось составить личный список рукотворного, которое так же в меня входит, как нерукотворное. Он оказался не больно длинным. Впрочем, слов я в него не включала. Слов-то окажется много.

А потом, как уже долгое, такое долгое время, что его и последним не назовёшь, пришло это ощущение – пока мы тут в эфемерном благополучии, не абстрактные «они», а живые и конкретные – вот там, и фотка Киева нейдёт из головы.

И пришла тем временем домой, и скинула рюкзак, и повалилась в траву слушать, как ветер шуршит пшеницей, да шелковицей.

Себе под нос, чтоб не забыть.

Одна из моих любимых прогулок – оставляешь машину на перевале в получасе езды от нас, на границе нашего департамента Vaucluse и одного из трёх соседских - Alpes de Haute Provence. Но не спускаешься через лес к соседям, а идёшь вверх, в сторону нашей вершинки le Mourre Nègre, – всего-то в ней 1125, но, как ни странно, чувствуется некая горность – и опять же торчат на горизонте снежные соседские вершины. До le Mourre Nègre с перевала обычно ленишься идти, далековато, на неё подъём из деревни прямо под ней. А перевала поднимаешься на меньше метров, всего-то на 400, но до вершины далековато. Так что обычно мы подымаемся на гребень, проходим через сколько-то симпатичных травяных пупырей – и обратно. Ну, и получается прогулка часов на пять. Сначала довольно круто вверх, а на гребне между пупырями плоско.

Мне очень хотелось увидеть, что там на 1000 метров цветёт в конце мая. До сих пор мы в это время тут не бывали. Я очень боялась жары, а оказалось – райское время – цветов, черешни, клубники, лягушек и соловьёв.

В конце апреля-в начале мая цветут на склоне жёлтыми полями мелкие нарциссы, в укромном тёмном лесу белые изящные нарциссы, не отличимые от садовых, гадючий лук, печёночницы, солнцецветы, но их немного, птицемлеки.

А сейчас ослепительные кусты ладанника, поляны аппенинских солнцецветов, синий лён, чертополох, истод, тонкие изящные колокольчики, высокие маргаритки, шалфей, венечник, клумбами цабрец и клумбами мыльнянка, которую я по дурости за камнеломку принимала, афиланты, – и всё это чуть ли не избыточное роскошество сияет и переливается в пронизывающем провансальском свете.


Шалфей и афилант на лугу метёлок на перевале



венечник



ладанник



ладанник

( Read more... )