Рождественское
Dec. 25th, 2018 04:09 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaПоследнее время цаплю на нашем пруду я не встречала. То ли неохота ей с бакланами на одной коряге сидеть, с этими птицами, похожими на динозавров с перепончатыми крыльями...
И вот позавчера совсем не на коряге среди бакланов, а под кустом, там где тропинка на лёгком взгорке над водой, вдруг она оказалась – совсем близко – взлетела, нас увидев, – но почему-то не приземлилась, как часто бывает, на другом бережку, а растворилась в сером небе.
И вчера мне не показалась – я-то надеялась, что в предрождественский день порадует меня – но нет – что ей цапле наши человечьи праздники.
А мне вот очень важно, что Рождество – праздник общий, как Новый год и когда-то Восьмое марта.
Ежегодное – протянутое от мокрых опилок на полу в ленинградском гастрономе, от ёлки перед Гостиным, от ёлок, вывешенных за окнами в ожидании – к сегодняшней зелёной траве в тающем инее – на поляне этот иней ещё сверкает белым, а в лесу под деревьями мокрые тёмные каштановые листья.
Вот день рожденья – совсем неинтересно – частный личный праздник, и даже не потому, что радоваться ещё одному прошедшему году – чего? – ведь в конце концов, и Рождество с Новым годом – тоже ещё один прошедший год – просто нет в дне рожденья связи людей и времён – а что, собственно, такое праздник, как не связь, не вечный повтор, не круговорот. Утром выходишь в гостиную в ёлочный запах и первым движеньем зажигаешь ёлку.
А тут ещё и повезло – на каникулах солнечный день, и неделю солнечную обещают, и сверкают крыльями чайки мимо окна.
Вчера я глядела на город сверху из парка медонской обсерватории – вблизи – толпа домиков под черепичными крышами – ты эдакий великанище – перелистываешь книжку с картинками, заглядываешь в чужие окошки.
А дальше город – купол Инвалидов, совсем далеко на холме Сакре Кёр. И неожиданно прямой кусочек реки – мимо Эйфелевой башни. Вдруг я поняла, какие высотки меня бесят, а какие совсем нет – оказывается, мне мешают чёрные – Монпарнасская башня, ещё одно кривое тёмное здание где-то у Жавеля, на Front de Seine. А если белые – то вроде и ничего.
Ёлка в этом году оказалась больше, чем мы думали, выбирая её, – ствол толстенный, здоровенное мохнатое дерево – шпиль почти в потолок упёрся, а ветки распушились упругие – Васька всегда любил, чтоб ёлка переукрашена была – и мы вечно ругались, когда я пыталась не повесить половину игрушек – а на эту ёлищу повесила почти все, и однако – зелени больше, чем игрушек, и один бок совсем почти и не украшенный остался.
А если вдруг из-за пня в лесу выйдет человечек в зелёном колпачке и зелёном камзоле, почешет длинную до пупа бороду, заговорит – удивлюсь? Вишнёвые стволы лучше всех – блестят как леденцы. Если из-за толстенного платана выйдет Васька, если зубастой улыбкой собака Нюша улыбнётся, бросится, как она всегда, на землю, в воздухе все четыре ноги, рот до ушей... Не удивлюсь ни капли.
А юная Катя как в Бретани носилась по пляжу... И почему в предпоследний день её жизни, когда я вела её домой после стрижки, она тянула в закрытую дверь нашей ветеринарки – через каких-то десять лет после той первой Бретани?
Как же мне стыдно перед Васькой, перед Нюшей, перед Катей – перед всеми моими собаками... Перед кошкой Кошкой...
Как не быть Демиургом, пока живой... Но всё равно настигает... Как ни старайся.
Незаданные вопросы, крючки вопросительных знаков... Несказанные слова... Повисает в воздухе рука... Шышел-Мышел-Вышел.
И вот позавчера совсем не на коряге среди бакланов, а под кустом, там где тропинка на лёгком взгорке над водой, вдруг она оказалась – совсем близко – взлетела, нас увидев, – но почему-то не приземлилась, как часто бывает, на другом бережку, а растворилась в сером небе.
И вчера мне не показалась – я-то надеялась, что в предрождественский день порадует меня – но нет – что ей цапле наши человечьи праздники.
А мне вот очень важно, что Рождество – праздник общий, как Новый год и когда-то Восьмое марта.
Ежегодное – протянутое от мокрых опилок на полу в ленинградском гастрономе, от ёлки перед Гостиным, от ёлок, вывешенных за окнами в ожидании – к сегодняшней зелёной траве в тающем инее – на поляне этот иней ещё сверкает белым, а в лесу под деревьями мокрые тёмные каштановые листья.
Вот день рожденья – совсем неинтересно – частный личный праздник, и даже не потому, что радоваться ещё одному прошедшему году – чего? – ведь в конце концов, и Рождество с Новым годом – тоже ещё один прошедший год – просто нет в дне рожденья связи людей и времён – а что, собственно, такое праздник, как не связь, не вечный повтор, не круговорот. Утром выходишь в гостиную в ёлочный запах и первым движеньем зажигаешь ёлку.
А тут ещё и повезло – на каникулах солнечный день, и неделю солнечную обещают, и сверкают крыльями чайки мимо окна.
Вчера я глядела на город сверху из парка медонской обсерватории – вблизи – толпа домиков под черепичными крышами – ты эдакий великанище – перелистываешь книжку с картинками, заглядываешь в чужие окошки.
А дальше город – купол Инвалидов, совсем далеко на холме Сакре Кёр. И неожиданно прямой кусочек реки – мимо Эйфелевой башни. Вдруг я поняла, какие высотки меня бесят, а какие совсем нет – оказывается, мне мешают чёрные – Монпарнасская башня, ещё одно кривое тёмное здание где-то у Жавеля, на Front de Seine. А если белые – то вроде и ничего.
Ёлка в этом году оказалась больше, чем мы думали, выбирая её, – ствол толстенный, здоровенное мохнатое дерево – шпиль почти в потолок упёрся, а ветки распушились упругие – Васька всегда любил, чтоб ёлка переукрашена была – и мы вечно ругались, когда я пыталась не повесить половину игрушек – а на эту ёлищу повесила почти все, и однако – зелени больше, чем игрушек, и один бок совсем почти и не украшенный остался.
А если вдруг из-за пня в лесу выйдет человечек в зелёном колпачке и зелёном камзоле, почешет длинную до пупа бороду, заговорит – удивлюсь? Вишнёвые стволы лучше всех – блестят как леденцы. Если из-за толстенного платана выйдет Васька, если зубастой улыбкой собака Нюша улыбнётся, бросится, как она всегда, на землю, в воздухе все четыре ноги, рот до ушей... Не удивлюсь ни капли.
А юная Катя как в Бретани носилась по пляжу... И почему в предпоследний день её жизни, когда я вела её домой после стрижки, она тянула в закрытую дверь нашей ветеринарки – через каких-то десять лет после той первой Бретани?
Как же мне стыдно перед Васькой, перед Нюшей, перед Катей – перед всеми моими собаками... Перед кошкой Кошкой...
Как не быть Демиургом, пока живой... Но всё равно настигает... Как ни старайся.
Незаданные вопросы, крючки вопросительных знаков... Несказанные слова... Повисает в воздухе рука... Шышел-Мышел-Вышел.
