(no subject)
Nov. 16th, 2019 12:52 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaВ прогнозе погоды пару дней назад нам сообщили, что зима на этой неделе высунет нос. Небось, он у неё красный, или сизый, как у доброго алкаша, нос такой, немаленький сопливый, в клетчатый платок сморкается.
И вправду по утрам если не надеть в ботинки тёплые носки, поджимаются пальцы, и плечи передёргиваются в невесомой осенней пуховке, такой, что в рюкзаке места не занимает, если вдруг днём жара – жара в Техасе – говорила Бабаня – и только недавно осозналось, почему она в неведомом Техасе, где и вправду жарко, - в тохесе жара – ну, как шило в жопе.
Когда мы с Лионелем отправились обедать, лил дождь. Лионель приехал ко мне в рубашке с лёгкой комнатной курткой сверху. И на моё неодобрительное удивление – ты чего – холодно, и дождь, укоризненно сказал: « ты что забыла, я зонтика никогда не ношу, и вообще – ну, дождь, подумаешь, эка важность». Я, само собой, отлично помнила это его пренебрежение к небесным хлябям, к изменениям температуры и прочей фигне.
Ну, а когда мы выходили из милейшего ресторанчика, устроенного то ли в бывшем складе, то ли в бывшем фабричном цехе, я в дверном проёме увидела, что толстые капли подозрительно похожи на снежинки. Они таяли, не долетев до асфальта. Мы вернулись в офис, пили кофе, болтали, потом Патрик появился с нашим новым математиком Мишелем. Стали расспрашивать Лионеля о его занятиях, а он как раз только что статью закончил, которой очень радуется, так что спросил у Патрика с Мишелем, сколько они ему времени дают, – постарается уложиться в десять минут, но не уверен. Так и шёл день, пятница, почему-то по ощущению почти предпраздничная – то ли снег за окном, то ли наша болтовня – эдакая расслабленная пятница.
Разговоры наши скакали с темы на тему – мы с лета не виделись – и про политику, и про книжки, и про троих Лионелевых аспирантов – китаец, мальгаш и из Вышки человек у него сейчас, и про Базиля, которому четыре исполнилось весной, и главное развлечение – арифметика. Лионель объяснил ему, что 5*3 – это три раза пять, и он теперь всё перемножает – досчитает до пяти, – скажет раз, потом до десяти – скажет два... И про Базилева детсадовского приятеля, – всё хорошо – только приятель иногда кусается – дело естественное – я вот и Грише всегда говорю – я тебя, Гриша, понимаю, – как не покусаться, зубы не поточить.
А снег за окном всё густел, огромные толстые снежинки падали и падали, где-то-там был их неиссякаемый источник – падали и ложились тёмными лужами на асфальт, и золотые липовые листья сияли из черноты.
Лионель уехал, и я вскоре засобиралась домой. Вышла с тяжеленным рюкзаком – студенческие работы, комп, – на железную открытую лестницу, ведущую на мой второй этаж – хлебнула подмороженный воздух – полупрозрачная снежная занавеска качалась перед фонарём, не доставая до земли – и до невидимой луны не доставая – откуда брались эти снежинищи? – их не было в высоком совершенно чёрном непроглядном небе – они из ничего возникали перед фонарём – и уходили в ничто – между тьмой и тьмой – светлая занавеска – а за ней? – я стояла и глядела, задрав голову, покачиваясь на железных ступеньках, голова слегка кружилась, как на карусели. Потом с трудом оторвалась и медленно пошла вниз.
И вправду по утрам если не надеть в ботинки тёплые носки, поджимаются пальцы, и плечи передёргиваются в невесомой осенней пуховке, такой, что в рюкзаке места не занимает, если вдруг днём жара – жара в Техасе – говорила Бабаня – и только недавно осозналось, почему она в неведомом Техасе, где и вправду жарко, - в тохесе жара – ну, как шило в жопе.
Когда мы с Лионелем отправились обедать, лил дождь. Лионель приехал ко мне в рубашке с лёгкой комнатной курткой сверху. И на моё неодобрительное удивление – ты чего – холодно, и дождь, укоризненно сказал: « ты что забыла, я зонтика никогда не ношу, и вообще – ну, дождь, подумаешь, эка важность». Я, само собой, отлично помнила это его пренебрежение к небесным хлябям, к изменениям температуры и прочей фигне.
Ну, а когда мы выходили из милейшего ресторанчика, устроенного то ли в бывшем складе, то ли в бывшем фабричном цехе, я в дверном проёме увидела, что толстые капли подозрительно похожи на снежинки. Они таяли, не долетев до асфальта. Мы вернулись в офис, пили кофе, болтали, потом Патрик появился с нашим новым математиком Мишелем. Стали расспрашивать Лионеля о его занятиях, а он как раз только что статью закончил, которой очень радуется, так что спросил у Патрика с Мишелем, сколько они ему времени дают, – постарается уложиться в десять минут, но не уверен. Так и шёл день, пятница, почему-то по ощущению почти предпраздничная – то ли снег за окном, то ли наша болтовня – эдакая расслабленная пятница.
Разговоры наши скакали с темы на тему – мы с лета не виделись – и про политику, и про книжки, и про троих Лионелевых аспирантов – китаец, мальгаш и из Вышки человек у него сейчас, и про Базиля, которому четыре исполнилось весной, и главное развлечение – арифметика. Лионель объяснил ему, что 5*3 – это три раза пять, и он теперь всё перемножает – досчитает до пяти, – скажет раз, потом до десяти – скажет два... И про Базилева детсадовского приятеля, – всё хорошо – только приятель иногда кусается – дело естественное – я вот и Грише всегда говорю – я тебя, Гриша, понимаю, – как не покусаться, зубы не поточить.
А снег за окном всё густел, огромные толстые снежинки падали и падали, где-то-там был их неиссякаемый источник – падали и ложились тёмными лужами на асфальт, и золотые липовые листья сияли из черноты.
Лионель уехал, и я вскоре засобиралась домой. Вышла с тяжеленным рюкзаком – студенческие работы, комп, – на железную открытую лестницу, ведущую на мой второй этаж – хлебнула подмороженный воздух – полупрозрачная снежная занавеска качалась перед фонарём, не доставая до земли – и до невидимой луны не доставая – откуда брались эти снежинищи? – их не было в высоком совершенно чёрном непроглядном небе – они из ничего возникали перед фонарём – и уходили в ничто – между тьмой и тьмой – светлая занавеска – а за ней? – я стояла и глядела, задрав голову, покачиваясь на железных ступеньках, голова слегка кружилась, как на карусели. Потом с трудом оторвалась и медленно пошла вниз.
