![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaКак всем известно, одной незадачливой принцессе пришлось выйти замуж за железную печку. Всё началось с того, что по невнимательности она заблудилась в лесу – ну, наверно, грибы собирала слишком увлечённо.
А тут на полянке печка, откуда ни возьмись. Железная. Печка оказалась разговорчивая, принцессе дорогу указала, но обещание с неё взяла, что та замуж за неё выйдет. Ну, кончилось всё неплохо, печка прекрасным принцем обернулась. Впрочем, кто их, принцев, разберёт, может, за печку замуж и сподручней.
У нас с Молодым Мармотом есть один знакомый буёк в море. Зовут его Z22. Он жёлтый цилиндрический, зарос водорослями, и улитки к нему прицепились многочисленные.
Каждый день мы с Мармотом у него в гостях бывали, плавали к нему, цеплялись за него всеми восемью ногами-руками. Глядели на рыбок, которые вокруг него плавали, хвостами поводили. А буёк приветственно покачивался, кивал нам слегка облупленной жёлтой головой. Мы ему рассказывали, какие в море дела – буёк же на привязи, только и знает тех, кто рядом с ним.
Как-то раз Мармот задумчиво поинтересовался: «а как же буёк будет без нас?». Я уверенно ответила, что он будет нас ждать, скучать по нам будет – не все с ним разговаривают, некоторые мимо проплывают, не замечая.
- Да – сказал Мармот – он ведь в нас влюбился, правда? И мы в него влюбились!
***
А ещё этим летом Молодого Мармота впервые цапнула медуза. Наши медузы пелагеи удивительно жгучие, – по первости глаза на лоб лезут, потом как-то привыкаешь, сенсибилизация что ли наступает.
Медузу мы не видели, скорей всего Мармот ступил на мелководье в водоросли, где медуза забыла свои почти прозрачные щупальца. Меня эти щупальца хлестнули, когда я орущего Мармота извлекала из воды.
Тут всякий заорёт. Софи, когда её впервые цапнула медуза, было 9 с половиной лет. Мы шли домой – слёзы у неё из глаз текли, и она приговаривала: «Я знаю, что я большая, и плакать нельзя, но так больно».
А Мармоту 4 с половиной. Когда мы дошли до дому, откуда нас громко звал крем под названием «медузин», Мармот уже почти не ревел, а после медузина как-то совсем успокоился и сочинил хвастливую песню: «Медуза – это ерунда, медуза – это чепуха». Ну, и приз за медузу из магазина подоспел – по заказу инструменты для постройки песчаного замка – ведро с набором причиндалов. Вечер прошёл в кровати за чтением про Урфина Джюса. А когда ужин настал, Мармот прискакал к столу на одной ножке, на той, которую медуза не покусала, горда сказав, что запросто может так передвигаться.
***
Как-то раз ночью случилась у нас гроза, – нет, грозища, – самая сильная из тех, что на нас за все годы на Средиземном море нападали – обычно хоть одна гроза в августе разражается грохотом и светом. Гроза была ожиданная, предсказанная, так что никто у нас на улице не спал. В доме почти все двери открыты – такой уж способ жизни – почти отсутствие перегородок между внутри и снаружи – взаимопроникновение. И молнии сверкали в дверном проёме. И обрушился ливень, налив лужи на пороге, и волны запахов из сада катились, наступая друг другу на пятки.
Гроза вокруг нашего открытого домика и его включила в своё буйство, и домик не дрожал, стоял крепко и считал ниже своего достоинства закрываться. Как отважный парусник в бурю.
Когда-то в какой-то давней жизни мы на Кавказе после грозы, перейдя через лёгонький травяной перевал Думала, которому даже категории не присвоили, в страшной спешке поставили палатку – и проснулись утром от хорового мыка – палатка стояла на коровьей тропе, и коровы остановились перед ней, не зная, что дальше делать, и на помощь звали.
***
И вот в который раз в сентябре отщёлкнулся год – ещё один прошёл.
А тут на полянке печка, откуда ни возьмись. Железная. Печка оказалась разговорчивая, принцессе дорогу указала, но обещание с неё взяла, что та замуж за неё выйдет. Ну, кончилось всё неплохо, печка прекрасным принцем обернулась. Впрочем, кто их, принцев, разберёт, может, за печку замуж и сподручней.
У нас с Молодым Мармотом есть один знакомый буёк в море. Зовут его Z22. Он жёлтый цилиндрический, зарос водорослями, и улитки к нему прицепились многочисленные.
Каждый день мы с Мармотом у него в гостях бывали, плавали к нему, цеплялись за него всеми восемью ногами-руками. Глядели на рыбок, которые вокруг него плавали, хвостами поводили. А буёк приветственно покачивался, кивал нам слегка облупленной жёлтой головой. Мы ему рассказывали, какие в море дела – буёк же на привязи, только и знает тех, кто рядом с ним.
Как-то раз Мармот задумчиво поинтересовался: «а как же буёк будет без нас?». Я уверенно ответила, что он будет нас ждать, скучать по нам будет – не все с ним разговаривают, некоторые мимо проплывают, не замечая.
- Да – сказал Мармот – он ведь в нас влюбился, правда? И мы в него влюбились!
***
А ещё этим летом Молодого Мармота впервые цапнула медуза. Наши медузы пелагеи удивительно жгучие, – по первости глаза на лоб лезут, потом как-то привыкаешь, сенсибилизация что ли наступает.
Медузу мы не видели, скорей всего Мармот ступил на мелководье в водоросли, где медуза забыла свои почти прозрачные щупальца. Меня эти щупальца хлестнули, когда я орущего Мармота извлекала из воды.
Тут всякий заорёт. Софи, когда её впервые цапнула медуза, было 9 с половиной лет. Мы шли домой – слёзы у неё из глаз текли, и она приговаривала: «Я знаю, что я большая, и плакать нельзя, но так больно».
А Мармоту 4 с половиной. Когда мы дошли до дому, откуда нас громко звал крем под названием «медузин», Мармот уже почти не ревел, а после медузина как-то совсем успокоился и сочинил хвастливую песню: «Медуза – это ерунда, медуза – это чепуха». Ну, и приз за медузу из магазина подоспел – по заказу инструменты для постройки песчаного замка – ведро с набором причиндалов. Вечер прошёл в кровати за чтением про Урфина Джюса. А когда ужин настал, Мармот прискакал к столу на одной ножке, на той, которую медуза не покусала, горда сказав, что запросто может так передвигаться.
***
Как-то раз ночью случилась у нас гроза, – нет, грозища, – самая сильная из тех, что на нас за все годы на Средиземном море нападали – обычно хоть одна гроза в августе разражается грохотом и светом. Гроза была ожиданная, предсказанная, так что никто у нас на улице не спал. В доме почти все двери открыты – такой уж способ жизни – почти отсутствие перегородок между внутри и снаружи – взаимопроникновение. И молнии сверкали в дверном проёме. И обрушился ливень, налив лужи на пороге, и волны запахов из сада катились, наступая друг другу на пятки.
Гроза вокруг нашего открытого домика и его включила в своё буйство, и домик не дрожал, стоял крепко и считал ниже своего достоинства закрываться. Как отважный парусник в бурю.
Когда-то в какой-то давней жизни мы на Кавказе после грозы, перейдя через лёгонький травяной перевал Думала, которому даже категории не присвоили, в страшной спешке поставили палатку – и проснулись утром от хорового мыка – палатка стояла на коровьей тропе, и коровы остановились перед ней, не зная, что дальше делать, и на помощь звали.
***
И вот в который раз в сентябре отщёлкнулся год – ещё один прошёл.
