(no subject)
Nov. 17th, 2024 11:14 amМожно б уже привыкнуть за 38 лет к нашему среднеширотному осеннему сумраку – ржавому железу, – он на мягких лапах почти неслышно приходит в ноябре.
Сентябрь – лето летнее, октябрь чуть трогает осень, а вот в ноябре, когда появляются первые ёлки, первые лампочки, сменив тыквы с горящими глазами, – осени вольготно.
И ранним вечером крадётся темнота. Мы с Молодым Мармотом любим её обманывать – говорим ей, возвращаясь домой из лесу, что она придёт первой, чтоб не волновалась и не торопилась, а сами успеваем до неё – но это в октябре, до смены времени на зимнее. Темнота немного обижается – легко ли целый день лежать под шкафом, ждать вечера, чтоб наконец выскочить из-за угла и всех пугать, а тут тебя так гнусно обманывают, обещают, что придёшь первая, а сами – раз и домой.
В ноябре бессмысленно соревноваться с темнотой – её это время – аж до февраля.
Ленинградский ноябрь – самый безнадёжный месяц в году. А в наших средних широтах я всегда боюсь января – он такой длинный зимарь. Впрочем, в этом году коротышка-февраль как наскочит – у меня там занятия каждый день, и два раза в неделю по шесть часов, а в одну неделю вообще есть день, когда восемь. Вот к чему приводит официальный выход на пенсию (терпеть ненавижу это слово), но директор наш, когда сменяется первая цифра и так страшного возраста, считает, что надо уходить с должности, но преподавать-то можно. Клянётся, что и сам когда цифирка сменится, уйдёт. Ну, посмотрим через несколько лет. А пока что – всю осень занятия раза три в неделю, а вот в феврале-марте – уууууууу.
Так вот и стала я самозанятой – как же оказалось просто – объявил себя в сети, получил номер предприятия, – и вперёд.
Васе тем временем исполнился год. Нюша и Катя – две ньюфихи – совсем были не похожи. И Вася не похожа на нежную собаку-лизаку (Лизой надо было назвать) Таню нисколько – а вот похожа на решительную ньюфиху Нюшу, которая в щенячестве как-то в лесу, наскочив, опрокинула Ваську на спину, а в полтора года, напрыгнув из-за угла на папу, порвала ему куртку. Вот и Вася – наскочить, ухватить, мчаться сломя голову за мячиком, играть-играть-играть, – «лозунг мой и солнца». Хоть и штрудель-яблочный пирог, а вот же. Целится в пастухи – если кто отстанет на прогулке – его ухватить и привести – ну, а то не досчитаются потом коров, или гусей, – с неё спросят.
Мармот всем сообщает, что Вася – это её подруга. И правда, – ясно же, что подруга, – после прогулки вдвоём в кресле лежать только с подругой будешь. Ну, и когда мы в Золушку играем, ей роль находится. Мармот – Золушка, я – злая мачеха, которой потом приходится подобреть и стать трудолюбивой, а Вася – фея-крёстная – кому ж ещё тыкву в карету превращать.
Предрекают нам холодную зиму и напоминают о других холодных зимах, из которых при мне одна случилась, – когда в конце ноября несколько дней по нашей узкой крутой лесной дороге и по улицам ей подстать не ходил автобус, и через лес вечером в волшебном снежном свете народ шёл со станции пешком.
«А зима будет большая…
Только сумерки да снег»
Такой не будет, и тогда не было – из-под снега торчали слегка подмороженные розы.
Сентябрь – лето летнее, октябрь чуть трогает осень, а вот в ноябре, когда появляются первые ёлки, первые лампочки, сменив тыквы с горящими глазами, – осени вольготно.
И ранним вечером крадётся темнота. Мы с Молодым Мармотом любим её обманывать – говорим ей, возвращаясь домой из лесу, что она придёт первой, чтоб не волновалась и не торопилась, а сами успеваем до неё – но это в октябре, до смены времени на зимнее. Темнота немного обижается – легко ли целый день лежать под шкафом, ждать вечера, чтоб наконец выскочить из-за угла и всех пугать, а тут тебя так гнусно обманывают, обещают, что придёшь первая, а сами – раз и домой.
В ноябре бессмысленно соревноваться с темнотой – её это время – аж до февраля.
Ленинградский ноябрь – самый безнадёжный месяц в году. А в наших средних широтах я всегда боюсь января – он такой длинный зимарь. Впрочем, в этом году коротышка-февраль как наскочит – у меня там занятия каждый день, и два раза в неделю по шесть часов, а в одну неделю вообще есть день, когда восемь. Вот к чему приводит официальный выход на пенсию (терпеть ненавижу это слово), но директор наш, когда сменяется первая цифра и так страшного возраста, считает, что надо уходить с должности, но преподавать-то можно. Клянётся, что и сам когда цифирка сменится, уйдёт. Ну, посмотрим через несколько лет. А пока что – всю осень занятия раза три в неделю, а вот в феврале-марте – уууууууу.
Так вот и стала я самозанятой – как же оказалось просто – объявил себя в сети, получил номер предприятия, – и вперёд.
Васе тем временем исполнился год. Нюша и Катя – две ньюфихи – совсем были не похожи. И Вася не похожа на нежную собаку-лизаку (Лизой надо было назвать) Таню нисколько – а вот похожа на решительную ньюфиху Нюшу, которая в щенячестве как-то в лесу, наскочив, опрокинула Ваську на спину, а в полтора года, напрыгнув из-за угла на папу, порвала ему куртку. Вот и Вася – наскочить, ухватить, мчаться сломя голову за мячиком, играть-играть-играть, – «лозунг мой и солнца». Хоть и штрудель-яблочный пирог, а вот же. Целится в пастухи – если кто отстанет на прогулке – его ухватить и привести – ну, а то не досчитаются потом коров, или гусей, – с неё спросят.
Мармот всем сообщает, что Вася – это её подруга. И правда, – ясно же, что подруга, – после прогулки вдвоём в кресле лежать только с подругой будешь. Ну, и когда мы в Золушку играем, ей роль находится. Мармот – Золушка, я – злая мачеха, которой потом приходится подобреть и стать трудолюбивой, а Вася – фея-крёстная – кому ж ещё тыкву в карету превращать.
Предрекают нам холодную зиму и напоминают о других холодных зимах, из которых при мне одна случилась, – когда в конце ноября несколько дней по нашей узкой крутой лесной дороге и по улицам ей подстать не ходил автобус, и через лес вечером в волшебном снежном свете народ шёл со станции пешком.
«А зима будет большая…
Только сумерки да снег»
Такой не будет, и тогда не было – из-под снега торчали слегка подмороженные розы.