(no subject)
Jun. 26th, 2025 07:27 pmНа видео танцующего в день музыки Парижа непонятно, как столько народу помещается на набережной – нечего и пытаться швыряться яблоками. И танцуют все – во всяком случае, под музыку качаются.
И тут же из моего мешка с сокровищами, или всё-таки из сундука? – сундук надёжней, в нём дырок нет – но боюсь, что как раз дырки-то есть в моём хранилище – иногда что-то из них вываливается в высоченную траву – и ищи-свищи – так что из мешка – снип-снап-снурре – выскочил солнечный вечер 96-го года. Васька чуть впереди, и Марья. А я рядом с Синявским и мамой. Синявский был страшно любопытным – в тот день музыки он в подробностях расспрашивал маму про жизнь в деревне Корвала на Вепской возвышенности, где родители купили избу и ездили туда каждое лето. Синявский идёт небыстро, шаркая. Марья оборачивается, оглядывает отряд. Всё ж она фельмаршал, и мы не просто бредём, а спешим по их пригородной улице к электричке.
Предзакатно – янтарные косые лучи упираются в листья.
А потом, когда вернулись из центра, на площади перед вокзалом – под танго пары.
Синявскому оставалось жить меньше года, маме меньше года быть совсем собой.
Безжалостный чёрный паровоз свистел, и медленно, и быстрей-быстрей крутились красные колёса.
И веку недолго оставалось, уже скакали на табло у Бобура секунды, оставшиеся до 2000-го.
А мы застыли в меду на этой пригородной улице – вот они мы – в нас упираются косые вечерние лучи.
Как же так случилось, что мы тихой сапой делаемся старшими? Мы, зловредные бумеры, когда-то узнавшие, что не бывает тридцати, а только двадцать десять.
И тут же из моего мешка с сокровищами, или всё-таки из сундука? – сундук надёжней, в нём дырок нет – но боюсь, что как раз дырки-то есть в моём хранилище – иногда что-то из них вываливается в высоченную траву – и ищи-свищи – так что из мешка – снип-снап-снурре – выскочил солнечный вечер 96-го года. Васька чуть впереди, и Марья. А я рядом с Синявским и мамой. Синявский был страшно любопытным – в тот день музыки он в подробностях расспрашивал маму про жизнь в деревне Корвала на Вепской возвышенности, где родители купили избу и ездили туда каждое лето. Синявский идёт небыстро, шаркая. Марья оборачивается, оглядывает отряд. Всё ж она фельмаршал, и мы не просто бредём, а спешим по их пригородной улице к электричке.
Предзакатно – янтарные косые лучи упираются в листья.
А потом, когда вернулись из центра, на площади перед вокзалом – под танго пары.
Синявскому оставалось жить меньше года, маме меньше года быть совсем собой.
Безжалостный чёрный паровоз свистел, и медленно, и быстрей-быстрей крутились красные колёса.
И веку недолго оставалось, уже скакали на табло у Бобура секунды, оставшиеся до 2000-го.
А мы застыли в меду на этой пригородной улице – вот они мы – в нас упираются косые вечерние лучи.
Как же так случилось, что мы тихой сапой делаемся старшими? Мы, зловредные бумеры, когда-то узнавшие, что не бывает тридцати, а только двадцать десять.