(no subject)
Jun. 23rd, 2014 02:58 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaВсё-таки «Тлён» – из самого на свете убедительного.
Странны и невозможны не только отношения с временем, но и с пространством.
В окне разноцветная разнодлинная зелень колышется, за спиной распахнута дверь в сад.
А два дня назад сидели мы с Машкой на Контрэскарпе за уличным столиком и пили белое пиво, глазея на чуть не единственный театр, который мне не надоел – потому что не знаешь, чем дело закончится, и ты в своём праве на любой сюжет – ведь незнакомые люди и собаки – проскочили, и если аппарат дома не забыт, разве что на компе затаятся, – не стареют, не болеют...
Был, небось, последний звонок в соседнем детском саду – и мимо нас проходили, ведомые папами-мамами-дедушками-бабушками чудища, принцессы, львы, медведи, один мушкетёр в плаще и в шортах и один зелёный самолёт. На дедушках-папах иногда ехали верхом, а некоторые принцессы скакали вприпрыжку и капали мороженым на наряды.
Наглый голубь с повреждённой лапой, нисколько не мешающей ему жить, но напоминающей всё же о Сильвере и о Билли Бонсе уселся на стол, за которым парочка собралась пить шампанское и закусывать его орехами, и решил, что орехи – несомненно ему, по крайней мере, часть – делиться надо всё-таки! И улетать не хотел, сверкая красноватым глазом.
Ну, а вчера Таня носилась по пляжу за дразнящей её бессовестной береговушкой – наглая птичка подлетала, пищала, как за день до того орал загрызенный до смерти, умерший от рваной раны в боку мячик, – и Таня неслась за ней, только хлопали на ветру парусящие уши.
Море неправдободобно гладкое для здешних мест, тёплое, как в самую жару залив в деской Усть-Нарве. И Таня радуется даче, как мы тоже умели тысячу лет назад.
Странны и невозможны не только отношения с временем, но и с пространством.
В окне разноцветная разнодлинная зелень колышется, за спиной распахнута дверь в сад.
А два дня назад сидели мы с Машкой на Контрэскарпе за уличным столиком и пили белое пиво, глазея на чуть не единственный театр, который мне не надоел – потому что не знаешь, чем дело закончится, и ты в своём праве на любой сюжет – ведь незнакомые люди и собаки – проскочили, и если аппарат дома не забыт, разве что на компе затаятся, – не стареют, не болеют...
Был, небось, последний звонок в соседнем детском саду – и мимо нас проходили, ведомые папами-мамами-дедушками-бабушками чудища, принцессы, львы, медведи, один мушкетёр в плаще и в шортах и один зелёный самолёт. На дедушках-папах иногда ехали верхом, а некоторые принцессы скакали вприпрыжку и капали мороженым на наряды.
Наглый голубь с повреждённой лапой, нисколько не мешающей ему жить, но напоминающей всё же о Сильвере и о Билли Бонсе уселся на стол, за которым парочка собралась пить шампанское и закусывать его орехами, и решил, что орехи – несомненно ему, по крайней мере, часть – делиться надо всё-таки! И улетать не хотел, сверкая красноватым глазом.
Ну, а вчера Таня носилась по пляжу за дразнящей её бессовестной береговушкой – наглая птичка подлетала, пищала, как за день до того орал загрызенный до смерти, умерший от рваной раны в боку мячик, – и Таня неслась за ней, только хлопали на ветру парусящие уши.
Море неправдободобно гладкое для здешних мест, тёплое, как в самую жару залив в деской Усть-Нарве. И Таня радуется даче, как мы тоже умели тысячу лет назад.
