(no subject)

Вчера разверзлись хляби, пронёсся живой хрустящий шипящий ливень , град прогрохотал по стёклам, мокрые волосы прилипли к ушам , белые штаны украсились серыми кляксами – и в потоке, мчавшемся по мостовой, неслась, подпрыгивая, пластиковая бутылка от минералки.

Так быстро, что я не успела увидеть – есть ли там записка.
***
В садике у Нотр Дам разметались по песку розовые лепестки и пахнут когдатошними парадными букетами.
***
Конец года – обычное безумие – абитуриенты, семестровые жюри, пересдачи – и ещё подготовка совсем новой программы – для меня весьма занятной – что-то вроде подготовительных курсов для поступления к нам на четвёртый курс, – в основном, для ребят из Африки, проучившихся два-три года в слабого уровня заведениях.
***
Наткнулась на статью Льва Аннинского о Визборе, к которому я отношусь с нежностью.
И там вот на что: «Проза Юрия Визбора, выдернутая из советской реальности и перенесенная в реальность постсоветскую, неожиданно переакцентируется в своей основе. Из прозрачно-романтической она становится призрачно-реалистической - в том смысле, что при создании своем она представляла нам ирреальность, которая "есть", а при теперешнем чтении она представляет нам реальность, которой больше нет.»

Проза у Визбора, конечно, беспомощная, и тексты песен не живут без его интонаций, но  Аннинский, по-моему, отлично сформулировал – и не  только про Визбора.
***
А завтра в Бретань на две недели, и я предвкушаю, как въедем на последний участок дороги, когда вдруг внизу за соснами откроется море, и из-под туч – предвечернее солнце серебряной дорожкой на воде.
***
На набережной, на стене моего любимого книжного магазина – Шекспир и Ko – на грифельной доске – цитаты из его владельца по фамилии Уитмен.

Он умер в этом году почти в сто лет...  Не знаю уж, пускает ли его дочка разных пишущих и не пишущих заезжих молодцев – переночевать на магазинном диванчике. Но куриную косточку над газетой грызть больше некому – под болтовню о всемирном братстве...