Про Португалию

Мы сидели за столиком под зонтиком на маленькой кривоватой улице. Впрочем, как называть проходы между домами, – иногда поуже, иногда пошире, – иногда покруче, иногда положе, – и почти всегда с лестницами – бывает несколько ступенек, а чаще – длиннющие и прямо в небо –улицы ли это? Так или иначе, мы пили кофе и глядели на жизнь – вот похожая на таксу решительная собака вышла из кафе, прогнала наглого голубя, пристававшего к голубихе и не слыхашего про женское равноправие, огляделась, получила от прохожего сухарик, сжевала и отправилась к мальчишкам, гонявшим мяч на маленькой площади-площадке прямо под нами.

А вот тётенька со второго этажа в окно глядит в ожидании чего-нибудь интересного – и не зря –знакомая её, другая тётенька, мимо проходила с большой сумкой, зацепились языками – сначала та, что внизу, так и стояла, перекладывая сумищу из руки в руку, а потом всё же поставила её на мостовую. Вот уже и распрощались тётеньки, сумконосица подхватила поклажу, но нет – не так быстро сказка сказывается...

Мимо площадки-площади улица – прямо в небо, уж не знаю под каким углом – её в ширину почти целиком занимают узкие рельсы, на два тротуарчика места почти не осталось. А внизу улица кончается чем-то вроде крошечного депо, там под крышей стоит трамвай. Жёлтенький старенький лупоглазый вагончик – и как он только, пыхтя, вверх ползёт? Мы с Машкой зашли в полутёмное, похожее на уютную кухню, кафе, заплатить за кофе, и осведомились, когда пойдёт трамвай, чего это он в депо прохлаждается. Хозяйка, мягкая приветливая, как кажется, все тут люди, предложила подождать минут пятнадцать, но молчаливый дяденька, её муж, сидевший за столиком и напряжённо глядевший в комп (может, там футбол показывали?) её пристыдил –что ж ты газет не читаешь? – трамвай сломался, все знают! Я сразу (ау, Ослик) вспомнила любимый мультик «песню о буревестнике» и череду сломавшихся трамваев, на которых прибывали в школу нерадивые ученики, а потом маленький игрушечный красно-жёлтый, который в ту страшную бурю, напугавшую гагар, переломился с хрустом пополам...

Но этот лиссабонский Трамвайчик (Бегемот всё удивляется, что нет такой еврейской фамилии) не сломался пополам, как кушетка доктора Пальчика, нет, – он как раз починился, как мы случайно узнали, попав на ту же самую площадь через неделю. Мало того, он оказался фуникулёром, и когда один жёлтый вагончик шёл в небо, другой с непременностью спускался с небес ему навстречу по круговому тросу.

Трамваев в Лиссабоне очень много – красных, жёлтых, синих. И есть даже двухвагонные современные. Впрочем, куда чаще идёт два одиноких вагончика друг за другом – оно и понятно, – на этих крутых улицах, где на повороте трамвайчики лупят глазищи прямо в двери баров и кафе, двухвагонному слону не повернуть. Да и опять же – работа двум вагоноуважатым.

Иногда на улице умещаются рельсы в две стороны – целых четыре рельса, но не всегда, бывает и – одноколейка. Машины бодро подскакивают на булыжниках, катясь перед трамваями. К рельсам почти вплотную подходят тротуары, покрытые очень скользкой, особенно когда мокро, плиткой. Удивительно, что у лиссабонцев есть руки-ноги, – как на крутом спуске хоть раз в жизни не упасть под дождём под трамвай? Лестницы тоже ужасно скользкие, и головами пересчитывать многочисленные ступеньки должно быть удобно. За отсутствием у трамваев колбасы, некоторые недисциплинированные взрослые ездят на подножках.

Два запаха в Лиссабоне врезаются друг в друга – цветущих апельсинов и жареных сардин.

За запахом апельсиновых деревьев идёшь, как за дудочкой. Иногда он вдруг ниоткуда возникает, невесомый запах, и ищешь его источник, и нос ведёт к нему. А иногда сначала видишь дерево, в нетерпенье поводишь носом – ничего, и вдруг – рррраз – тут он, этот запах, возник от поворота ветра.

Цитрусовые, любые, обладают притягательностью дудочки крысолова – мыча, вдыхаешь, – из лучшего, что с нами с Васькой было в Севилье – там где зреют апельсины, и лимоны, и маслины.

Вдоль высоченной стены собора целая аллея апельсиновых деревьев, как всегда на них апельсины висят среди цветов, но только высоко – низко всё пооборвали. Машке удалось, потряся дерево, добыть мне кислейший сочный плод – сладко сорванное на улице, почти упавшее с неба.
Кстати, тут бывает небесная добыча и у собак – с неба падают бельевые прищепки, а их так приятно грызть. Таня бы обрадовалась – рраз и прямо в пасть. Если долго сидеть, раскрыв рот, точно какая-нибудь прямо в рот попадёт. Даже нам под ноги одна упала.

Можно с удовольствием разглядывать развешанное на верёвках под окнами бельё и гадать, кто тут живёт – почтенная матрона, аль юная девица. Джинсы под всеми окнами – так что, если лифчика нету, значит, мальчик.

В окна глядеть – любимое развлечение дедушек-бабушек-тётенек-дяденек, а иногда и дети им не пренебрегают. Одному мальчишке с высокого этажа понравился Бегемот – он дразнился barbicata – небось, раньше не видел бегемотов с бородой.

В соседнем доме один дяденька вечно глядел в окно и вдруг пропал на целый день – Машка, вспоминая Хичхока, взволновалась – не случилось ли чего.
Бесплатный уличный театр – трамваи, взрослые, дети, кошки, собаки – столько всех пройдёт за день перед наблюдательными глазами.

Из окон глядящие любят и поздороваться, рукой помахать – доброе слово и кошке приятно. А вот когда футбол, тогда не до улицы, по крайней мере, мужскому населению – все мужики по кафе или перед уличными экранами впериваются в телевизор.

Дети носятся по улицам, скачут через скакалку и в классики. Вообще в детстве надо многому научиться – хоть вот не падать под трамвай, поскальзываясь на мокрой плитке, хоть бегать – с одного холма вниз, вверх на другой, опять вниз – и на третий – тут уж без вариантов – не получается не терять высоты. Так что главное – закалка.

Судя по мартовским дождям и ветрам, тут зимой совсем не жарко. А если к примеру дождь, а потом вдруг ноль градусов, – и гололёд – как тут быть?

Люди приветливые спокойные достойные. Наша Сандра очень такая. Многие вполне объясняются и даже пристойно говорят по-английски. Исходя из французского с итальянским часть надписей вполне читается, а вот из устной шипящей речи не больно внятной, издали похожей на русскую по проглатыванью, совсем почти не удаётся вычленить знакомое.

Океан всё время чувствуется, вроде бы ворочается под боком. А когда вечером откуда-нибудь возвращаешься в город на машине по длиннющему  мосту через то ли устье реки, то ли залив под названием «соломенное море», снопы света протыкают воду.

Продолжение следует